Джума
Шрифт:
– Сколько раз повторять: нервы оставляй на работе!
– грозно проговорила она.
– Раздевайся и иди обедать, я уже все разогрела, - и царственной походкой удалилась в кухню.
Дочь, поджав губы, поспешила к себе в комнату. Плотно закрытая дверь не в силах была спасти уши отца от грохота и обвальных звуков рока. Он молча сцепил зубы и прошел в ванную, с ненавистью думая о жене: "Ведьма гарнизонная! Вся в папочку, генеральская тварь! На целый год меня старше, а выглядит лучше Наташки. "Я гадостей людям не делаю", - мысленно передразнил он Анастасию.
– У-у, солдафонское
Родионов бросил мимолетный взгляд на себя в висевшее напротив зеркало. Отразившийся облик явно не добавил ему ни настроения, ни оптимизма. Войдя в кухню, он молча открыл холодильник, достал бутылку коньяка и сделал два крупных глотка прямо из горлышка. Затем демонстративно вытер губы тыльной стороной ладони и с вызовом посмотрел на жену.
– Князь Крыскин, - внятно произнесла она, усмехаясь уголками губ.
– Не смей меня так называть!
– в ярости зашипел Родионов.
Анастасия Филипповна лишь повела бровью и уже, не скрывая, улыбнулась снисходительно и презрительно:
– Садись к столу, Борис.
Он оглядел превосходно сервированный стол и, внезапно сорвавшись, закричал ей в лицо, брызгая слюной:
– Мне надоело жрать, как в ресторане! Надоели твои генеральские, аристократические замашки! Я - простой мужик, понимаешь?! Меня тошнит от твоих изысков!
– Хорошо, в следующий раз я налью тебе в плошку и поставлю у порога, с убийственной холодностью выдала супруга и вышла из кухни.
Через минуту, перекрывая звуки рока, квартиру заполнила мелодия чарующего романса, с блеском исполняемого Анастасией Филипповной на фортепиано. Борис Николаевич глубоко вдохнул. Закрыв глаза, мысленно досчитал до десяти и, усевшись за стол, с аппетитом принялся за приготовленный супругой обед, при этом тщательно анализируя текст полученного письма.
" Мерзавцы!
– с ненавистью думал он, погружая ложку в тарелку с наваристым, густым борщом.
– Повылазили из щелей! Давить вас всех! По зонам, за колючку, тварей, под вышки с пулеметами. И чтоб не только вякнуть, глаза поднять боялись!.. Свободы захотели, демократии. Какая, к черту, на Руси демократия?! Только кулак и нагайка: и чтоб кулак бронированный, а нагайка - со свинцовой оплеткой..."
Он поднялся и бережно поставил в раковину фарфоровую тарелку из старинного сервиза, приданного жены. Затем вернулся и приподнял крышку на блюде со вторым. В нос ударил умопомрачительный запах жаркого, сдобренного неизвестными ему специями.
" ... Да, готовит Настька, дай Бог каждой бабе, - отметил Родионов, придвигая тарелку.
– Но гонору, как у королевы английской! Почти четверть века прожила со мной, а будто одолжение делала. Любила она, видите ли, своего аса! И где он теперь? Черви жрут...
– При воспоминании о червях Борис Николаевич брезгливо сморщился: - Вот, сволочь, поесть нельзя спокойно, и здесь достал. С того света...
– Промелькнувший в мыслях "потусторонний привет", окончательно отбил аппетит. Родионов с сожалением посмотрел на остатки жаркого.
– Ничего, - успокоил сам себя, - все еще впереди. Я еще покажу, кто в Сибири Верховный Главнокомандующий! Князь Крыскин, говоришь, Анастасия
Пообедав, взглянув на часы, Родионов подошел к телефону и набрал знакомый номер. Услышав ответ, веселым и непринужденным голосом, бодро заговорил:
– Здравствуй, Михаил Спиридонович! Как здоровье?... Не жалуешься?...
Давай-ка, сегодня встретимся у меня на заимке... Значит, договорились? Часиков в шесть. Миша, шофера возьми. Ну, давай.
– Борис Николаевич положил трубку и с нотками торжества вполголоса проговорил: - Что, твари, с властью пободаться решили? Ну-ну...
Он вошел в просторную гостинную, со вкусом и богато обставленную, одну стену которой занимали искусно выполненные из дерева стеллажи с книгами. За старым инструментом известной немецкой фирмы сидела супруга, уронив на колени красивые, ухоженные руки и отрешенно глядя в окно. Родионов невольно залюбовался ею.
"До чего же красива, тварь!
– подумал с восхищением.
– И годы ее не берут. Ни сединки в волосах, ни морщинки на лице...
– И тут же отметил не без гордости за себя: - А чья заслуга? Ну выскочила б тогда за своего летуна - и что? Кем бы была? Офицерской подстилкой! И вдовой уже... А так первая леди в городе, несмотря что замужем за вторым секретарем. Что, в городе? В области! Не сравнить же Настасью, в самом деле, с этими коровами - женами первых? Молодая, стройная, эффектная. С Наташкой, как близнецы. Чья же, все-таки, Наташка - моя или этого аса, крыльями отмахавшего?.."
– Анастасия, - позвал Борис Николаевич.
И хотя произнес тихо, женщина за фортепиано вздрогнула. Медленно повернула голову. Взгляд лучистых, с рысьем разрезом, глаз казался растворенным в тихой, но исцеляющей и светлой печали.
– Анастасия, - повторил Борис Николаевич, - я сегодня поздно буду. Ужин не накрывай.
– Хорошо, Боря, - ответила она безразлично.
– Я тоже поздно вернусь. Из Омска приехал камерный оркестр, мне оставили билет.
– Я пришлю Юру. Он тебя заберет.
– Спасибо, я сама доберусь.
– О чем ты говоришь!
– попытался возразить Борис Николаевич.
– В городе бандиты распоясались, а ты все-таки не простая смертная. Жена второго секретаря!
Она грустно улыбнулась:
– Вряд ли ты успел столько задолжать бандитам, что их заинтересует твоя жена.
Она еще договаривала окончание фразы, а лицо Родионова уже начало багроветь и глаза, в полном смысле, вылезать из орбит. Он почувствовал, как задыхается.
– Что с тобой?
– спросила она, поднимаясь.
Ему стоило нечеловеческих усилий взять себя в руки:
– Ничего...
– прохрипел и с несвойственной для него жалостью взглянул на жену: - Анастасия, умоляю тебя, будь осторожна.
– Да что случилось, Борис? Ты можешь, наконец, объяснить?!
– Просто... просто... если с тобой что-то случится, я... не переживу, - пришла ему на ум спасительная фраза.
Она изумленно приподняла брови.
– Я не думала, что так дорога для тебя, - в ее голосе прозвучала уже знакомая ему за годы совместной жизни ирония.