Джума
Шрифт:
– Ты не устал, дедушка?
– участливо спросил мальчик.
– Что ты, Сереженька, мы только вышли на прогулку.
– Бабушка не велела тебя беспокоить. Сказала, что ты заполночь работал. Но я так соскучился, - виновато проговорил он. Заметив нежный взгляд старика, успокоился. Но мгновение спустя, лукаво прищурившись, поинтересовался: - Опять с вирусами в догонялки играл?
– Опять, мой друг, - притворно тяжело вздохнул старик.
– Поймал?
– Да разве их поймаешь, Сереженька? Уж больно резвые да верткие. Совсем, как иные непослушные отроки.
Ребенок остановился,
– Деда, тебе м-ль Жюльен нажаловалась? Но мне с ней никакого сладу нет. Она очень строгая и... придирается, - он опустил голову и закусил губу.
– Давай присядем, Сережа.
– Они расположились на скамье, у их ног лег волк.
– Неужели придирается?
– строго спросил старик.
– Деда, ты не думай, я стараюсь!
– мальчик прильнул к нему, крепко держа за руку.
– Но никак мне грамматика не дается!
– в отчаянии воскликнул он.
– Так уж и не дается?
– улыбнулся старик.
– Зато по другим предметам - отлично. Я расстроил тебя?
– его взгляд был полон печали.
– Я обязательно исправлюсь, вот увидишь! Я же никогда тебя не обманывал, правда?
– Правда, Сережа, - обнял его, улыбаясь, старик.
– Я верю тебе.
Ребенок понял, что прощен и, с надеждой взглянув на старика, попросил:
– Тогда расскажи мне про Харбин и Фудзядяни.
– Так ведь не раз говорил!
– Пожалуйста, деда. Ты всегда что-то новое вспоминаешь.
– Хорошо, но ты мне поможешь, - и вопросительно посмотрел на внука: Это было...
– ...Это было в начале века, - начал тот шепотом заговорщика, завороженно глядя в лицо деда.
– В одна тысяча девятьсот десятом году. Ты заканчивал учебу в Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге. В это время в Харбине и его пригороде Фудзядяни вспыхнула эпидемия чумы. Экспедиция русских врачей, во главе с Даниилом Кирилловичем Заболотным, отправилась в Маньчжурию...
– ... Вместе со мной, - подхватил рассказ старик, - поехал и мой лучший друг - Степа Артемьев. В те годы в Маньчжурии свирепствовала легочная форма чумы - одна из самых опасных и страшных. Потом уже подсчитали, что от эпидемии умерло более шестидесяти тысяч человек. Среди них были и русские врачи, фельдшеры, санитары, прачки.
Кроме русских, из Парижа приехал бактериолог Жерар Мени. К сожалению, он тоже стал жертвой чумы. В этой экспедиции было много студентов. Все понимали, что болезнь может коснуться каждого из нас, но слишком велико было желание помочь несчастным. Местное население, надо сказать, Сереженька, пребывало в страшной нищете. Люди жили в грязных, убогих фанзах. Однажды, в одной из них, местный врач обнаружил среди тряпья восьмилетнего китайского мальчика. На тот момент в фанзе находились трое больных чумой и восемь умерших, среди которых была и мать мальчонки. А он был здоров! Потом Ян-Гуяма, так его звали, усыновил Даниил Кириллович.
Китайцы сперва отнеслись к нам подозрительно и настороженно. Зато потом отношения между нами переросли в искреннюю дружбу. Они очень трудолюбивы, терпеливы и радушны. Бывало, самих от голода и невзгод качает, а нам тащат кули со снедью. И сильно переживали, когда из наших кто умирал...
– Старик замолчал, устремив
– ... Да, вздохнул он, - много наших тогда умерло. Помню Володю Михель из Томска. Он добровольцем приехал, с десятью студентами. Веселый был, неунывающий. С китайцами быстрее всех сошелся. Любили они его. Илюшу Мамонтова помню. Он только закончил Военно-медицинскую академию, всего на два года старше меня был. И очень талантливый врач. А Аннушка Снежкова, сестра милосердия... Как ее забыть? Сутками от больных не отходила. Случалось, мужчины от усталости с ног валились, не выдерживали. А она, словно дух святой: ни есть, ни спать, - все около чумных. Вскорости и сама слегла. А следом - Степа...
По сию пору диву даюсь, как он выжил. Сила воли у него была недюжинная. Чума, и та, бессильна оказалась. Он и в бреду все зубами скрипел и кричал: "Что, пришла, Пиковая Дама?
– это он чуму так величал. Врешь, гадина, я еще с тобой повоюю!"...
– Деда, расскажи, как ты спас его, - подал голос мальчик.
– Да, что, спас, - отмахнулся старик.
– Дружили мы крепко, Сереженька. По-настоящему, по-мужски. Случись что, и он бы, не раздумывая, меня на себе семь верст нес. К тому же...
– старик смущенно глянул на внука: - ... барышня нас одна очень ждала из этой экспедиции.
– Расскажи, деда!
– глаза мальчика загорелись нетерпением.
– Вот, видишь, новое вспомнил.
– Как ее звали?
– Варенька Измайлова. Мы в нее оба влюблены были, но она сердце свое Степану отдала. Не мог я дать ему умереть, потому как и Варенька не перенесла бы.
– А, может, тогда она бы с тобой осталась, - с детской непосредственностью рассудил ребенок.
Старик с интересом взглянул на него:
– Как бы ты поступил, Сережа?
Мальчик задумался:
– Не знаю, деда. Если по справедливости: лучше, чтобы ты Степана спас, а Варенька за это свое сердце тебе отдала.
Старик грустно улыбнулся и проговорил:
– Делая добро, Сережа, нельзя быть корыстным даже в самых тайных и сокровенных своих помыслах. И еще.. У тебя, случись пожениться нам с Варенькой, были бы другие отец и мать, и бабушка. Да и ты другой бы был.
– Деда, - мальчик бросил на него мимолетный взгляд, - а бабушку ты любишь больше или меньше, чем Вареньку Измайлову?
– Однако...
– покачал головой старик, невольно хмыкнув. Но ребенок не сводил с него испытывающего взгляда и ждал ответа.
– Их нельзя сравнивать, Сережа, - осторожно проговорил он.
– Варя - это звезда моей юности, а Полина - солнце всей жизни. В двадцатые годы, когда я покинул Россию, мне казалось, что жизнь кончена. Но на свое счастье я встретил Полину, твою будущую бабушку...
– А почему она часто говорит, что у нас - корни березы, а крона клена?
– Потому, Сереженька, что нашей семье удивительно повезло: у нее две Родины - Россия и Канада. Первая - дала жизнь, вторая - наполнила ее смыслом.
– Деда, я хочу увидеть Россию, - задумчиво проговорил мальчик.
– Когда-нибудь ты обязательно там побываешь, - убежденно сказал старик.
– Но всегда должен помнить, что родился в Канаде.
– Дедушка, - не унимался ребенок, - а что главнее: корни или крона?