Джуна
Шрифт:
Итак, представшее Джуне на новую войну не походило. Загадочные, нетолкуемые детали: кресло, белое покрывало, человеческая голова, лишенная волос, гладкая словно шар.
Потом она увидела саблю с черной рукоятью, лежащую на постели. Этот образ прочитать несложно. В сказках и легендах часто встречается сцена: влюбленные друг в друга юноша и девушка или подчиненные жестким обстоятельствам муж и жена, ложась в постель, кладут между собой саблю, чтобы остаться чистыми, оградить себя от плотской любви. Сейчас символ означал разрушение привычных домашних связей, разрыв супружеских уз. Сабля перегораживала любовное ложе, сама любовь по неизвестным причинам оказывалась под запретом, ей что-то
А вот .женщина, которую окружила толпа людей с обожженными лицами. На женщине огромные очки, за ними серые глаза.
В формулах, заполнивших блокнотный лист, преобладает сочетание АС. Что оно значит, также неизвестно. Но беда грядет, страшная, неизбывная беда. «Из-под земли извергнется какая-то масса», — сказала Джуна присутствующим при внезапном сеансе предсказания друзьям.
Нет, ни на следующее утро, ни через день, ни даже через месяц ничего похожего не случилось. А 26 апреля следующего, 1986 года произошел взрыв на Чернобыльской атомной электростанции. Официально о нем объявили лишь 28 апреля. Власти скрывали не только размеры самой трагедии (которые в полном объеме были попросту неизвестны), скрывали сам факт взрыва.
Джуна почувствовала грядущую беду еще до страшных событий. Но и она не в силах была прочитать явившиеся ей образы и картины, интерпретировать их. Лишь после взрыва она поняла: механизм предвидения диктовал ей не
«АС», он диктовал «АЭС». Следовало буквенные обозначения перевести в звуки. Разгадывать предсказания — наука не менее сложная, чем сложное искусство предсказывать. Это походит на разгадывание детской головоломки, которая очень подходит к данному случаю.
А, И, Б Сидели на трубе.
А — упало,
Б — пропало,
Кто остался на трубе?
Атомный реактор четвертого блока, из которого, словно из адской трубы, извергались клубы страшного пламени и радиоактивная гарь. Все порушилось, все пропали. Кто же остался, в конце концов? Последствия аварии сказываются до сих пор. Будут они сказываться еще десятилетия. Страшные цветы-мутанты уже растут на этой бедной земле, многоголовые и многоногие животные бродят там.
Предсказание не было прочитано. Да и кто бы поверил Джуне, догадайся она о смысле увиденного внутренним взором? Пророкам и провидцам не верят. И низвергаются государства, гибнут люди. Напрасно вещая Кассандра выкрикивала ужасное предсказание: «Вижу великую Трою поверженной в прах!» Ее слушали и не услышали. Троя смешалась с прахом земным. И если жители Трои не верили, что она когда-нибудь падет, люди будущего не верили, что Троя когда-то существовала.
Обретает в этом мире только тот, кто верит и умеет читать символы, в которых зашифровано знание. Генрих Шлиман поверил, прочитал древние сказания, как читают исторический документ, и обнаружил развалины великого некогда города.
«Друзей моих прекрасные черты»
Для названия главы, посвященной много -численным и верным друзьям Джуны, а также людям, с которыми она общалась и с которыми связана глубокой душевной приязнью, недаром взята строчка из стихотворения Беллы Ахмадулиной. Дружба ее с Джуной достойна отдельного рассказа, но именно Ахмадулиной принадлежат слова, которые лучше научных статей и монографий определяют сущность героини этой книги.
«Мне кажется, Джуна есть привет нам от чего-то, что не вполне можем понять, но тем не менее чему мы вполне можем довериться, — пишет поэтесса. — Ну а, собственно, почему мы, человеки, должны так не доверять собственным способностям? У нас есть много чудес, у нас есть Пушкин, у нас есть Цветаева; и Джуна — еще одно доказательство того, что сфера человеческого мозга, вообще человеческих дарований и всего нашего устройства, все-таки находится в области какой-то дымки и тайны. И, может быть, не нужно каким-либо грубым способом пробовать проникнуть в происхождение этого тумана. Просто будем радоваться тому, что ее талант есть, потому что всегда, пока, в крайнем случае, я живу на белом свете, я считаю лучшей своей удачей разглядеть в другом человеке дар. Это всегда — талант другого человека есть дар свыше этому человеку и через этого человека — нам. И вот мне кажется, что надо принять этот дар в доверчивые и признательные ладони и любить Джуну».
Можно с полной определенностью сказать, хотя судьба не слишком баловала Джуну, тем не менее она — счастливый человек. На ее жизненном пути встретилось много хороших, интересных людей. Некоторые появлялись ненадолго и уходили, оставив о себе неизгладимую память. Так было, например, с Владимиром Высоцким. Джуна вспоминает встречу с ним в июле 1980 года. Талантливый, яркий, обаятельный, душа сразу распахивалась навстречу ему. Тем горше было Джуне видеть, что он живет и работает, не щадя себя, сжигая остатки здоровья. Джуна уговаривала его ненадолго остановиться, чуть-чуть повременить, не пить хоть несколько дней. Он не внял искреннему совету, а иначе как советом ему Джуна помочь не могла.
Как не могла она помочь и кинорежиссеру Андрею Тарковскому, с которым познакомилась, а вскоре и подружилась после своего переезда в Москву. Говорить о высокоодаренных людях, что их духовная организация тоньше, а потому и уязвимей, чем у других, — банально. Но в случае с Тарковским такое, пусть и банальное, утверждение более чем справедливо.
Человек, чья творческая судьба была осложнена историческими обстоятельствами, кому каждая картина давалась ценой собственной крови (он словно перекачивал жизненную энергию, дарованную ему природой, в свои фильмы, отчего кадры обретали почти реальную ощутимость, а режиссер таял, истончался, превращаясь в призрак, в тень). Он остро переживал любое затруднение на съемочной площадке, любую накладку, случившуюся во время съемок, любое резкое слово, произнесенное в свой адрес. Те, кто с ним работал, рассказывали: порой создавалось впечатление, будто он весь закручивается пружиной, которая звенит, готовая вот-вот лопнуть.
Страшная болезнь, поразившая его, — последствие этих нервных перегрузок. Джуна своими глазами провидицы и врачевательницы рано распознала болезнь и старалась сдерживать ее, устраивала длительные лечебные сеансы. Когда Тарковский уехал, она уже не могла ему помочь. Да и судьба эмигранта, жизнь вдали от родины сжигали остатки сил. Верно сказал старый поэт: «Горек чужой хлеб, и круты чужие лестницы». Тарковский, при всей его мировой славе, был лишь эмигрантом, невозвращенцем. Он хотел работать, работать активно, постоянно. Обстоятельства оказались сильнее.
Тарковский не умел выступать в роли просителя, он считал, что заслужил свободу работы, свободу выбора, но кинопроизводство связано с крупными денежными вложениями. Нет денег — нет кино. За границей он снял только два фильма, названия которых говорят сами за себя — «Жертвоприношение» и «Ностальгия». В «Жертвоприношении» Тарковский предлагал Джуне сыграть роль колдуньи Марии.
Последняя весточка от Тарковского — открытка, подписанная не полным именем, а инициалами. Там есть такие слова: «Твоя фотография всегда у меня в спальне. Когда ложусь спать, я молюсь, и мне кажется, что ты мне помогаешь». Осталась только память о друге и фильмы, в которых Джуна слышит отголоски их долгих и доверительных бесед, споров об искусстве, о тайнах Вселенной, об истории.