Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1
Шрифт:
– Дочь моя, дитя мое! – заговорил король. – У страха глаза велики!
– Сир, сир! – воскликнула ее высочество Луиза. – Вспомните о древнегреческой принцессе-предсказательнице: она предупреждала, как я сейчас, своего отца и братьев о войне, разрушениях, пожаре, а отец и братья подняли ее на смех, называли сумасшедшей. Прислушайтесь к моим словам! Будьте осторожны, отец, хорошенько подумайте над тем, что я вам сказала, ваше величество!
Людовик XV скрестил руки на груди и уронил голову.
– Дочь моя! – наконец заговорил он. – Вы чересчур строги. В самом ли деле повинен я в тех несчастьях, которые вы вменяете мне в вину?
– Боже меня сохрани от подобных мыслей! Этими несчастьями мы обязаны времени, в которое мы живем. Вы виноваты в происходящем ничуть не больше, чем все остальные. Однако обратите внимание, сир, как горячо поддерживают низы любой намек на порочность монарха; обратите внимание, как по вечерам оживленная дворцовая прислуга шумно спускается с верхних этажей по боковым лестницам, а в это время парадная мраморная лестница темна и безлюдна. Сир! Простолюдины и куртизанки выбирают место для веселья подальше от нас, а если нам доводится появиться, когда они веселятся, их радость угасает. Красивые юноши, очаровательные девушки! – с грустью продолжала принцесса. – Любите! Пойте! Веселитесь! Будьте счастливы! Я вас стесняла своим присутствием, зато там, куда я направляюсь, могу быть вам полезной. Здесь вы сдерживаете жизнерадостный смех из опасения вызвать мое неудовольствие – там я стану от всего сердца молиться за короля, за сестер, за племянников, за французский народ, за всех вас, за тех, кого я люблю всей душой.
– Дочь моя! – помолчав, обратился к ней насупившийся король. – Умоляю вас, не покидайте меня хотя бы в эту минуту, пожалейте меня!
Луиза Французская взяла отца за руку и взглянула на него полными любви глазами.
– Нет, – отвечала она, – нет, отец, я ни минуты больше не останусь во дворце. Нет! Настал час молитвы! Я чувствую, что могу искупить своими слезами те удовольствия, в которых вы не можете себе отказать; вы еще нестары, вы – прекрасный отец, вы великодушны: простите меня!
– Оставайся с нами, Луиза, оставайся! – воскликнул король, крепко прижимая к себе дочь. Принцесса покачала головой.
– Мое царство – в другом мире, – грустно проговорила она, высвобождаясь из объятий короля. – Прощайте, отец! Я сегодня сказала вам то, что уже лет десять камнем лежало у меня на сердце. Я задыхалась под этим грузом. Теперь я довольна. Прощайте! Взгляните: я улыбаюсь, я, наконец, счастлива. Я ни о чем не жалею.
– И тебе не жаль меня, дочь моя?
– Вас мне было бы жаль, если бы нам не суждено было больше увидеться. Но я надеюсь, что вы будете меня навещать в Сен-Дени. Вы не забудете свою дочь?
– Что ты! Никогда, никогда!
– Не огорчайтесь, сир. Ведь разлука не будет долгой, не так ли? Мои сестры еще ничего не знают, как мне кажется; по крайней мере я предупредила о своем отъезде только своих камеристок. Я готовилась к нему целую неделю и страстно желаю, чтобы мой отъезд не вызвал никакого шума, пока за мной не захлопнутся ворота Сен-Дени. А тогда мне уже будет все равно…
Король взглянул дочери в глаза и понял, что ее решение окончательно. Ему тоже хотелось, чтобы она уехала без лишнего шума. Ее высочество Луиза опасалась, что ее решение вызовет у отца слезы, а он щадил свои нервы.
И потом он собирался отправиться в Марли, а пересуды и сплетни в Версале неизбежно заставили бы его отложить эту поездку.
Ну и, наконец, он надеялся, что ему не придется теперь после обычных своих оргий, не достойных его ни как короля, ни как отца, читать в грустных и строгих глазах дочери упрек в беззаботной праздности, которой он с таким удовольствием предавался!
– Пусть будет так, как ты хочешь, дитя мое, – сказал он. – Подойди, я тебя благословлю, ведь ты меня так радовала!
– Позвольте поцеловать вашу руку, сир, а свое благословение пошлите мне мысленно.
Для тех, кто знал о намерении ее высочества уйти в монастырь, прощание было торжественным и вместе с тем поучительным зрелищем: с каждой минутой принцесса становилась ближе своим славным предкам, которые, казалось, следили за ней из золоченых рам и были благодарны за то, что еще при жизни она стремилась соединиться с ними в фамильном склепе.
Король проводил дочь до дверей, простился с ней и, не проронив ни слова, пошел обратно.
Придворные последовали за ним, как того требовал этикет.
Глава 28.
ТРЯПКА, ВОРОНА И ПУСТОМЕЛЯ
Король отправился на каретный двор, где он по своему обыкновению проводил некоторое время перед охотой или прогулкой. Он лично отдавал распоряжения на весь оставшийся день.
Дойдя до конца галереи, он отпустил придворных. Оставшись один, Людовик пошел по коридору, в который выходила дверь апартаментов их высочеств. Дверь была скрыта от глаз гобеленом. Король замер на минуту в нерешительности и покачал головой.
– Была среди них одна порядочная девушка, – процедил он сквозь зубы, – да и та уехала!
Это весьма нелестное для других дочерей короля замечание было встречено громкими возгласами. Гобелен приподнялся, и возмущенные девицы в один голос воскликнули:
– Спасибо, отец!
Они окружили Людовика XV.
– А, здравствуй. Тряпка! – обратился он к старшей, ее высочеству Аделаиде. – Признаться, мне безразлично, рассердишься ты или нет: я сказал правду.
– Да вы не сообщили нам ничего нового, сир, – заметила ее высочество Виктория, – мы знаем, что Луиза была вашей любимицей.
– По правде сказать, ты совершенно права, Пустомеля!
– Чем же Луиза лучше нас? – ядовито спросила ее высочество Софья.
– Да тем, что Луиза меня не мучает, – добродушно отвечал король.
– Можете быть уверены, отец, что сейчас она бы вас помучила!.. – проговорила ее высочество Софья с такой злостью, что король невольно поднял на нее глаза.
– О чем это ты, Ворона? – спросил он. – Уж не откровенничала ли с тобой перед отъездом Луиза? Это было бы странно – ведь она тебя терпеть не могла!