Е.И.В. Красная Гвардия
Шрифт:
— Дуэль! — кричал Иван Андреевич, не решаясь, впрочем, покинуть возка. — С пяти шагов стреляемся! Нынче же пришлю секундантов!
В толпе зашушукались и принялись с некоторой опаской оглядываться по сторонам, дабы успеть вовремя ретироваться при появлении военных с голубыми петлицами на вороте мундиров. Москва, конечно, город патриархальный, и многие петербуржские строгости обходят первопрестольную стороной, но о кое-каких вещах лучше не заявлять вслух. О дуэлях, например.
Оные находились под строжайшим запретом, и само намеренье дуэлировать
— Перчатку можешь себе оставить! — продолжал насмешничать Трубецкой. — От неё шлюхами пахнет!
Тут уже Муравьёв не стерпел и полез из возка. Сегодня спустишь такое, а завтра поползут слухи про позорное поражение в словесной баталии. И хуже того, появятся глумливые стишки, коими балуется половина московского общества, ославят трусом, и целый год из дому носа лучше не высовывать. И куда там кулакам Трубецкого до злых языков!
Князь, при первом движении противника выпрыгнувший на дорогу, принял удар щегольской, но тяжёлой трости на рукоять забранного у кучера кнута. Отбил, сбросив вправо, и сильно пнул провалившегося вслед за собственным оружием Ивана Андреевича в колено. В валенке это получилось чуточку неудачно, но оказалось достаточным для потери противником равновесия.
Может быть и не случилось бы ничего, но того подвели сапоги. Обыкновенные такие сапоги с красными каблуками в пядь высотой, с пышными кистями на шнуровке… Муравьёв взмахнул руками, пытаясь устоять, неосторожно вступил в два свежих конских яблока разом, гладкие подошвы проскользнули, и он упал, уткнувшись носом в валенки Трубецкого.
— На говнах станцевал да награду выпрашиваешь? — князь решил нанести добивающий удар и поворотился к толпе. — Люди добрые, не оставьте фигляра без достойного вознаграждения, помогите копеечкой!
— Сегодня же стреляемся! — закричал Иван Андреевич одновременно с попыткой подняться. Его ярость увеличивалась с каждой упавшей перед ним копейкой. — С пяти шагов!
Крикнул, и поразился собственной грозности — дождь из монеток мгновенно прекратился, послышался торопливый топот разбегающихся зевак, а Трубецкой отпрянул назад. Испугался, щучий выкормыш?
Сержант Министерства Государственной Безопасности возвышался над Муравьёвым и Трубецким словно утёс. Сам росту немаленького, да ещё провинившиеся скандалисты втянули головы в плечи…
— А теперь, господа, постарайтесь объяснить мне суть происходящего! — Что ответить? Патруль появился ровно в тот момент, когда Иван Андреевич громогласно объявил на весь Тверской бульвар о намеренье сегодня же убить князя на дуэли. Наверняка сержант всё слышал, и вопрос свой задал исключительно для составляющего протокол солдата. — Ну что же вы молчите, сказать нечего?
Ага, скажи тебе. Может, и есть что сказать, но молчание много безопаснее, и рёбра целее будут. Сопротивление властям, и всё такое… Дерут их, конечно, за превышение полномочий и прочие злоупотребления, но утешит ли чужая поротая задница собственные отбитые бока? Были бы обычные полицейские — совсем другое дело, тут и откупиться можно, а от этих… Как говорится — не всё коту яйца вылизывать, когда-то и пинка по ним получит.
— Я жду.
Ждёт он… В былые времена такие сержанты сусликами скакали перед грозным генерал-поручиком Трубецким! Или суслики не скачут? Они, может, и нет, а вот самому поскакать придётся. Вроде бы малый чин у господина из госбезопасности, но…
— Мы тут немного заспорили с Иваном Андреевичем, — попытался объясниться князь. — Но дальше разговоров, разумеется, пойти не собирались. Ну, вы понимаете?
— Кое-что, — усмехнулся начальник патруля. — Но мне достаточно, а остальные откровения приберегите для суда — в его обязанности входит выслушивание вранья. Вы арестованы, господа, прошу сдать оружие.
— Разрешите кое-что секретное сказать, господин сержант? — Трубецкой посмотрел с отчаяньем. — С глазу на глаз.
— Извольте, — обернулся к солдатам и указал на Муравьёва. — Этого пока в возок, не пешком же доставлять.
Князь убедился, что постороннее ухо уже не услышит, и зашептал:
— Сержант, как военный человек военному человеку…
— Не берём-с!
— Я не про это. Понимаете… такое дело…
— Ну?
— Пистолеты из лавки господина Шнеерзона.
— И что? — начальник патруля, получавший казённое оружие, сути признания не уловил. — Не настоящие, что ли?
— Только рукояти, намертво приклёпанные к кобурам.
— Значит?
— Ну да, не могу же я признаться в этом перед Муравьёвым!
— Однако…
— И ещё одно, господин сержант, ввечеру мне нужно быть у Христофора Ивановича Бенкендорфа.
— Зачем так долго ждать? В связи с ожидающимся приездом Государя, генерал-губернатор лично допрашивает всех арестованных по политическим делам. Прямо сейчас и увидите. А пистолеты от Шнеерзона… пистолеты можно оставить.
Арестованных поместили в один возок, причём Иван Андреевич на правах хозяина попытался занять как можно больше места, а когда попытку пресекли, то насупился, и всю дорогу бормотал легко читаемые по губам проклятья. Князь, в свою очередь, морщил нос и прикрывался варежкой, намекая, что у Муравьёва испачканы не только сапоги, но и сам он благоухает отнюдь не розами.
Христофор Иванович Бенкендорф пребывал в тяжком раздумье, выраженном в непрерывной ходьбе по кабинету, отчего у сидевшего в кресле гостя даже слегка зарябило в глазах. Вот же задал задачку князь Сергей Николаевич! И это в тот самый момент, когда собирался поручить ему ответственейшее дело. Судьбы государства вручить, если в корень проблемы всмотреться. Что теперь делать?