Е.И.В. Красная Гвардия
Шрифт:
— Он! — некультурно показываю пальцем на министра госбезопасности.
— Так и будет, государь, — Александр Христофорович почтительно склонил голову. — Но, скажем честно, в глазах общества я всего лишь немецкий выскочка, улучивший момент и откусивший изрядный кусок сладкого пирога.
— Да, Павел, — добавила супруга. — Николаю нужны близкие родственники. Знаешь, твоё одиночество имеет определённые преимущества, но недостатки их перевешивают.
— Не понял, причём тут я? Мы вроде бы говорили о Николае
— А у тебя братьев нет! — Мария Фёдоровна заразилась невоспитанностью и тоже показывает пальцем.
— Вот и хорошо. Мне ещё грызни за трон не доставало и династических войн.
— Павел, ты неправ. Во-первых, в России как-то не принято, чтобы брат с братом из-за власти воевали…
— А Владимир Святой, который Красно Солнышко?
— Ложь, запущенная завистниками и врагами государства. Кстати, Александр Христофорович, вы уже работаете над поиском клеветников?
— Хорошо, пусть будет так. А что у нас во-вторых?
— Твой новый родственник происходит из древней фамилии, но не сможет стать знаменем недовольных.
— Конечно не сможет — верёвок на Руси на всех хватит.
— Грубо.
— Я так шучу.
— Значит шутишь слишком грубо.
Вот тогда и выяснилось, что Мария Фёдоровна и Александр Христофорович собираются использовать давно циркулирующие слухи о внебрачном сыне Екатерины Второй, только ещё не определились с отцовством. Бенкендорф предлагал престарелого князя Трубецкого, заявляя, что уже сделал определённые шаги в этом направлении, а императрица настаивала на кандидатуре Понятовского.
— Дорогая, — возмутился я. — Даже если вы уговорите меня на подлог, то пусть в родне появятся приличные люди. А не поляки. Кстати, а о ком мы вообще говорим?
— Ты его знаешь.
— Откуда?
— Личное знакомство.
— Не может быть.
— Может, дорогой, очень даже может, — улыбнулась императрица. — Хочешь, напомню о путешествии твоей матушке по Волге?
В мозгу что-то щёлкнуло, будто включился киноаппарат и высветил во весь экран… кого? Я повернулся, отыскивая в тесноте почтовой станции министра золотопромышленности. Ага, вон он за столом играет в шахматы с графом Аракчеевым.
— Не может быть! По времени никак не сходится, если только его не родили сразу десятилетним.
— Да кто будет высчитывать, Павел? — убеждала Мария Фёдоровна. — Тем более Кулибину вполне могли привезти не младенца, а как раз десятилетнего мальчика.
— Как, Иван Петрович тоже замешан в вашем жульничестве?
— Интересы Отечества требуют, государь! — пояснил Бенкендорф. — И граф Кулибин внял доводам рассудка… Именно он воспитывал вашего брата до совершеннолетия.
— Сам в это время пребывая в Петербурге?
— Зачем вдаваться в мелочные подробности, Ваше Императорское Величество? — Александр Христофорович постарался добавить голосу убедительности. — Кого это интересует?
— Меня.
— Совершенно правильно! Поэтому посторонний интерес к происхождению Александра Фёдоровича Белякова попадает под действие закона… закона…
— Потом придумаешь, которого именно. Лучше объясните, в чём же смысл вашего сомнительного предприятия?
— Павел, ты не понимаешь, — начала было императрица.
— Да, не понимаю. И вот поэтому прошу разъяснений.
— Позвольте мне? — Бенкендорф положил на стол неизменную толстую папку с позолоченными уголками и замочком. — Я быстро.
— Пожалуйста.
Александр Христофорович свой кондуит открывать не стал, только для убедительности похлопывал по нему ладонью:
— Скоро исполнится два года со дня того самого покушения, государь.
— Помню, и что?
— Первое время страна находилась в шоке после него и последующих арестов, потом отвлеклись на англо-шведскую авантюру под Петербургом… Людям некогда было задумываться о сути проводимых реформ, тем более блистательная победа…
— Хм…
— Пусть не такая блистательная, как описано в газетах, но всё равно победа. Плюс до сих пор не отменённое военное положение. Вот эти два фактора несколько сдержали накопившееся недовольство. Если нужно, то могу назвать точное количество разорившихся и лишённых средств к существованию помещиков. Часть из них поступила в армию, кто-то выбрал чиновную службу, около пяти процентов покончили с собой, а остальные…
— И много тех остальных?
— Достаточное количество, чтобы послужить питательной средой для возможного бунта.
— Передохнут с голоду, и бунтовать некому станет.
— Не хотят они умирать, государь. Во всяком случае, в одиночестве не хотят, и с удовольствием пригласят вас составить им компанию.
— Предлагаете новые аресты?
— Зачем? Проще дать людям пример того, как особа императорских кровей и отпрыск знатного рода взлетел наверх не в силу происхождения, а исключительно волей, умом и трудолюбием. И занятием коммерцией, разумеется.
— Ага, вот прямо все сразу бросятся открывать заводы или отправятся за три моря с торговой экспедицией. Генерал, ты точно про Россию говоришь, а не про приснившуюся страну молочных рек с кисельными берегами?
— Я не люблю кисель, Ваше Императорское Величество, — Бенкендорф позволил себе улыбнуться. — Пусть не бросятся, да… Скорее всего, так оно и будет. Но зато появится повод ухватить любого за тёплое волосатое вымя, сжать посильнее, и спросить, с лаской заглядывая в глаза — не мнят ли они себя выше родственников самого Императора?