Эдинбург. История города
Шрифт:
Ее назвали войной сторонников короля со сторонниками королевы. Вначале свирепствовавшая в отдаленных районах, эта война все ближе подбиралась к столице, стоявшей за королеву, противники которой оставались вне городских стен. Затем конфликт также превратился в войну между Эдинбургом и Лейтом. В стране было два столичных городских совета, две церковные ассамблеи, стремившиеся утвердить свою власть — и обе стороны заявляли, что именно они-то и являются законным правительством Шотландии. Они не только боролись друг с другом, но и созвали каждая свой парламент. Иногда оба парламента заседали одновременно, издавая постановления о конфискации земель и имущества дворян, принадлежащих к партии противника. В этом не было ничего смешного; борьба вырождалась в зверство, пленников убивали, ни в чем не повинные мирные жители страдали, а Лотиан опять подвергся разорению.
К концу 1572 года партия короля начала одерживать верх над партией королевы и осадила Эдинбургский замок. Гарнизон замка вопреки всему надеялся, что испанская армия, предводительствуемая герцогом Альбой, в то время вырезавшая голландских протестантов, пересечет Северное море и проделает то же самое с шотландскими протестантами. Вместо этого к
Город сдался. Пленников хладнокровно перебили. По крайней мере, на время беды завершились. Протестантским государством стал от имени младенца-короля Якова VI править регент, граф Морэй.
118
R. Sempill. The Sege of the Castel of Edinburgh(Edinburgh, 1573), n. p.
Эдинбург вышел из войны с большими потерями. Крупнейшее строение на Замковой скале лежало в руинах, как и стоявшие прежде по его сторонам укрепления. Восстановление укреплений заняло двадцать лет. Новая восточная батарея, названная батареей Полумесяца, выстроенная без каких бы то ни было претензий, окружила остатки башни Давида. Ее бойницы были направлены вдоль Хай-стрит, хотя пользовались ими впоследствии редко. Собор Святого Жиля подвергся разорению, внутреннее убранство, еще средневековой работы, было уничтожено. Священным не посчитали и само здание: западная его часть была обмирщена и присоединена к ратуше в качестве залы суда. В 1581 году внутри церкви были возведены дополнительные стены, с тем чтобы сформировать отдельные помещения для трех приходов, на которые поделили бург. Впервые со времен Средневековья единое городское сообщество оказалось расколото. У нижнего конца Королевской мили резиденции Холируд еще предстояло прийти в себя после того, как ее в 1544 году разграбили и сожгли англичане. Тамошнюю церковь восстановили, однако в 1559 году сторонники церковной реформы демонтировали алтари и оставили монастырь разваливаться на части. Его аббатом тогда был Роберт Стюарт, незаконный сын Якова V. Его службы посещали двое мирян; эти службы были всего лишь знаком права собственности на монастырь, как было и в других утративших свое значение церковных зданиях Шотландии. Только в центральной части церкви монастыря все еще проводились службы для жителей Кэнонгейта; но даже здесь в 1570 году хоры и трансепты были снесены. [119]
119
J. Gifford. C. McWilliam and D. Walker, The Buildings of Scotland: Edinburgh(London, 1984), 86, 103–104, 126.
Однако где руины, там и возможность восстановления, которая зачастую весьма быстро может принести с собой благоденствие. Так случилось и в Эдинбурге. Прерванный было процесс экономического роста возобновился, и одной из его примет стало возведение более основательных зданий. Камень сменил древо. Именно поэтому (если не говорить о крупных памятниках архитектуры) древнейшие сохранившиеся здания относятся как раз к этому периоду. Дом Джона Нокса на Хай-стрит начали строить раньше, но к 1573 году, через год после смерти владельца, он уже, вероятно, был закончен. Мы знаем об этом потому, что следующий хозяин, Джеймс Моссмэн, украсил этот дом своим гербом — он был одним из тех, кто совершил роковую ошибку, поддержав деньгами обреченный эдинбургский гарнизон, и был расстрелян у стены замка. Недалеко от Лаунмаркета, в Риддлс-Корте, стоит дом, построенный немного позже для Джона Макморрана, самого богатого купца своего времени. Расположенный в Кэнонгейте дом Хантли относится к этому же периоду. [120]
120
J. Gifford. C. McWilliam and D. Walker, The Buildings of Scotland: Edinburgh(London, 1984), 207–208.
Причинами строительного бума стали не только послевоенная разруха, но и стремительное увеличение численности населения. Приблизительные оценки числа жителей Эдинбурга отличаются друг от друга, но достаточно убедительным выглядит предположение о том, что между 1550 и 1650 годами население увеличилось вдвое. Серьезная попытка подсчитать численность горожан имела место, когда город делили на приходы; тогда установили, что в Эдинбурге 2239 семей общим числом 8000 человек. Мы не можем быть уверены в том, что в это число включили бедняков, а они могли составлять до четверти или даже трети всего населения. В Эдинбурге совершенно точно проживало больше народа, чем в каком бы то ни было другом городе Шотландии. Согласно налоговым документам, с помощью которых можно приблизительно прикинуть численность населения, в нем проживало столько же людей, сколько в Данди, Абердине и Перте вместе взятых. Эдинбург соперничал с крупными городами Англии и швейцарскими республиками Женевой и Цюрихом, хотя отставал от Амстердама, Антверпена или Лондона с их 100 000 населения, не говоря уже о Париже с его 200 000 человек. [121]
121
Edinburgh City Archives, Moses bundle 195, no.7029; Records of the Convention of the Royal Burghs of Scotland 1295–1597, ed. J. D. Marwick (Edinburgh, 1866), 47–48, 514–530.
На склоне холма, однако, большее население означало и большую тесноту, и те, кому это было по средствам, отправились искать простора. Мест, куда такие люди могли переселиться, не теряя при этом близости к городу и делам, которые они в городе вели, было немного. Они могли купить участок земли в Лотиане и построить на нем сравнительно более просторный дом. Это не была социальная революция: они никогда не пытались соперничать с дворянами-феодалами и их обширными поместьями. Состоятельные вольные горожане просто хотели жить там, где могли быть уверены в безопасности своих детей и где могли отдохнуть в выходные дни сами, прежде чем опять отправиться в город по делам. До сих пор пейзажи Лотиана украшали только замки лордов и хижины крестьян. Теперь там появились и дома буржуа, по размеру напоминавшие виллы. Такие дома стояли на участках земли, по площади не превышавших большой сад; эта земля ни в коем случае не являлась источником дохода. Наоборот, впервые за историю Эдинбурга, богачи таким образом вкладывали деньги в собственное спокойствие и жизнь на широкую ногу.
Эти дома все еще строились в баронском стиле, хотя и не имели всех этих прорастающих отовсюду башенок, которыми характеризуются поздние образцы подобной архитектуры, обиталища шотландских дворян. Расположенные в Абердиншире или Энгусе Крейгивар и Гламис относятся к тому же времени, но кажутся пришельцами из другой эпохи. Дома буржуа, построенные в Лотиане, предназначались не для того, чтобы укрываться в них от врагов и держать оборону, но были символами престижа и комфорта. Их хозяева делали стены домов тонкими по меркам более раннего времени и покрывали их галечной штукатуркой: не предполагалось, что эти стены будут подвергаться артиллерийскому обстрелу. В декорировании интерьеров владельцы пользовались полной свободой. Они устраивали у себя высокие потолки с балками и расписывали стены орнаментом из растительных или животных мотивов. Одно из подобных зданий сохранилось до сих пор в парке Кэролайн — это возведенный в 1585 году у залива Форт дом купца Эндрю Логана. Вскоре в Шотландии сложилась традиция украшать такие дома изысканной лепниной — изобилием листьев, цветов и фруктов с вкраплениями геральдических и символических человеческих фигур. Начало традиции положил коллега Логана Джон Крайтон в Бранстане. Другие образцы этого архитектурного стиля находятся за пределами современного города, в Фаунтенхолле в Восточном Лотиане, в Линхаусе и Мидхоупе в Лотиане Западном. [122]
122
Gifford, McWilliam and Walker. Buildings of Scotland, 54, 557, 603; C. McWilliam. Buildings of Scotland: Lothian(London, 1978), 205, 284, 327.
Для Эдинбурга рост численности населения и подъем архитектуры отражал также рост гражданского статуса города; теперь уже не было сомнений в том, что именно этот город является столицей Шотландии. Это привело и к изменениям в политике. На муниципальном уровне у города появилась новая конституция, постановление арбитражного суда от 1583 года. [123] Одной из целей этого документа было прекращение вражды между привилегированными купцами и ремесленниками, также стремившимися к привилегиям. В итоге купцы опять оказались в более выгодном положении — или, вернее, им почти не пришлось приспосабливаться к новым условиям. В городском совете, где ремесленникам было предоставлено только два места, купцы получали целых шесть от четырнадцати корпораций. Таким образом, купцам в каждом совете было обеспечено большинство, как минимум из десяти членов. Мэр, оба бальи, глава гильдии и казначей почти всегда были купцами. Купцы продолжали держать под контролем большую часть городских дел. Они составляли большинство даже в так называемом «обычном совете», из двадцати пяти членов, который впоследствии был расширен до тридцати трех. Оставшиеся места в таких советах занимали главы корпораций ремесленников. Эти советы созывались в особых случаях для принятия решений на общее благо (т. е. связанных с независимой собственностью и доходами города) или для выбора представителей в парламент. Поскольку голосование за кандидатов в члены нового совета производилось не широким электоратом, но членами предыдущего совета, политический строй Эдинбурга представлял собой олигархию. Иначе говоря, в совет в действительности не избирали, а кооптировали.
123
Extracts from the Records of the Burgh of Edinburgh, eds J. D. Marwick et al. (1869—), IV, 265.
Единственное, в чем реформы 1583 года обратились к реальной жизни за стенами ратуши, — признание того факта, что средневековое разделение жителей города на купцов и ремесленников начало утрачивать значение, хотя постановление арбитражного суда все еще продолжало опираться на него. Однако с этого времени ремесленники уже допускались в чисто купеческие гильдии. Основную роль играли деньги. Хотя ювелиры были в городе одними из самых богатых людей, до сих пор они считались всего лишь ремесленниками. С другой стороны, адвокаты достигли положения в обществе еще быстрее ювелиров, однако, не имея собственной корпорации, они в глазах города оставались простыми рабочими и не входили в число вольных горожан. Различные категории вольных горожан составляли приблизительно треть взрослого мужского населения Эдинбурга. Именно они принимали решения по различным вопросам жизни города.