Единожды солгав
Шрифт:
– Сказали, что её убили, – осторожно заметила Алёна.
Зоя в ответ на это лишь пренебрежительно фыркнула.
– А нечего было таскать в квартиру всю шваль подряд! Её все предупреждали. Я когда в последний раз приезжала, двух бомжей оттуда пинками выкинула. Так она на меня ещё драться полезла! Наверняка один из них и дал ей по башке!
Алёна всё это выслушала, и рискнула предложить:
– Может, тебе рассказать всё это в полиции?
Зоя замерла перед ней, посмотрела, как на сумасшедшую.
– Вот ещё, с ментами связываться. Им только повод
– Зоя, всё-таки она не чужой человек. – Сказала это, подумала и добавила: – Нам.
– А какой в этом толк? Думаешь, они этого бомжа искать станут? Не станут, поймают любого, и его посадят. Кто этих бомжей разберёт, как они выглядят и где пьют? – Зоя равнодушно махнула рукой. – Справятся без нас. Уж без меня точно.
Алёна поняла, что спорить бесполезно. И всё смотрела и смотрела на сестру. Это было невероятно, но она будто мать видела, двадцать – двадцать пять лет назад. Наваждение какое-то. Алёна сжала руку в кулак, ногти впились в кожу, и от лёгкой боли стало немного легче. Она снова предложила:
– Ты садись. Давай поговорим. Мы столько лет не виделись. Ты, наверное, меня не помнишь, – предположила она.
Зоя всё же присела. На сестру посмотрела, и вдруг улыбнулась, вполне искренне. И призналась:
– Не помню. То есть, я о тебе знала, мне тётя Маша рассказывала, и Виталик иногда вспоминал. А я не помню.
– Ты была совсем маленькой.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать девять.
– А мне почти двадцать два. У меня день рождения в сентябре.
Конечно же, в сентябре. Алёна должна была пойти в первый класс, но не пошла, потому что маму увезли в роддом. И поэтому в школу она пошла лишь через месяц, потому что маме было не до неё, у неё появился новый ребёнок. А очередной папаша уже успел исчезнуть из её жизни.
Память к Алёне возвращалась, но это совсем не радовало.
– Ты с Виталиком общаешься? – спросила Алёна, чтобы ещё хоть что-то спросить. Сознание было пустым и каким-то склизким. Ни одного достойного вопроса и желания что-то узнать, в нём никак не рождалось. И за это всё же становилось стыдно.
– Да, он мне звонит. Он решил остаться в Воркуте. Дурак, правда? Хотя, у него тесть полковник, частью, что ли, командует. Я в этом ничего не смыслю.
– Если у него там всё хорошо, то почему нет?
– Он уже отпрыска себе завёл, – насмешливо фыркнула Зоя. Развалилась в неудобном кресле. Кинула на Алёну изучающий взгляд исподлобья. – А ты где живёшь?
– На данный момент, в Нижнем Новгороде.
– Круто.
– Наверное, – неопределённо проговорила Алёна.
– Конечно, круто. Не то, что в нашем Задрипинске.
– Я сама отсюда уехала, – сказала ей Алёна, заслышав завистливые нотки в голосе младшей сестры. – После детдома. Накопила денег, купила билет на поезд и уехала. И живу там, где хочу.
– Вижу, что живёшь хорошо.
Разговор Алёне не слишком нравился. Она даже вздохнула, с дивана поднялась и прошла к окну. А сестре сказала:
– Было непросто. Главное, надо понимать, чего ты хочешь.
– У тебя богатый муж?
Алёна обернулась, взглянула на неё с удивлением и в то же время со снисходительностью.
– У меня хорошая работа.
– А-а. – Зоя села ровно, закинула ногу на ногу и задумалась. – Здорово. Я бы тоже хотела хорошую работу. А лучше мужа. Хорошего и богатого.
– Я же говорю, нужно понимать, чего ты хочешь, – повторила Алёна.
Это разговор состоялся позавчера. Вышел каким-то скомканным, неловким, и совсем недолгим. Сёстры присматривались друг к другу, и говорили то, что не находило понимания в другой. Алёне было трудно общаться, а, может быть, банально не хватило желания хотя бы попытаться найти общий язык с младшей сестрой. Она её пугала, заставляла вспоминать и от этого в голове билась испуганная мысль, что она зря приехала, что зря решила воскресить прошлое, даже если из благих побуждений. И хотелось убежать.
Но, наверное, если бы поддалась тому самому детскому страху, и убежала ночью, не дождавшись похорон, всю оставшуюся жизнь корила бы себя и считала трусихой. А ей необходимо верить в то, что она смелая и уверенная в себе, чтобы жить, как прежде. Чтобы вернуться к работе, к Вадиму, и с лёгкостью разрешать проблемы, свои и чужие. Нельзя терять веру в себя, в свои силы, никак нельзя.
За разрешением на захоронение, всё же пришлось отправляться к следователю. Алёна потеряла несколько часов в здании Следственного комитета, успела насидеться в коридоре, насмотреться на мужчин в форме, они проходили мимо неё, деловые, с кожаными папками под мышками, посматривали с любопытством, Алёна даже переживать начала, может, она как-то не так выглядит, раз её с таким интересом рассматривают. Но она выбрала самое скромное и самое тёмное платье, что привезла с собой. Но, видимо, всё равно привлекала внимание.
Следователь, наконец, появившийся в своём кабинете, даже не извинился за то, что заставил ждать почти два часа. Зато принялся снова задавать вопросы, вроде и, не обращая внимания на то, что Алёна почти на каждый отвечает: «Не знаю».
– Я просто хочу похоронить мать и уехать, – сказала она, в конце концов. – У меня работа в Нижнем, семья.
– Понятно, – равнодушно кивнул усатый мужчина лет пятидесяти, не поднимая глаз от своих записей.
– Моя младшая сестра живёт здесь, время от времени она появлялась у матери дома. А я не встречалась с ней двадцать лет.
– Сестра вам что-нибудь рассказывала?
Подставлять Зою не хотелось, но и отнекиваться вряд ли бы получилось. Поэтому Алёна уклончиво проговорила:
– Рассказывала, что в квартире творился бардак. Мать пила, последние годы практически беспробудно. И меня эта информация совсем не удивила, если честно.
Следователь на неё посмотрел.
– И вы ни разу не приезжали в город за все двадцать лет?
Алёна всё-таки вздохнула, вздох вырвался сам собой.
– Меня не было в городе четырнадцать лет. Я уехала, когда мне исполнилось семнадцать. Окончила школу и уехала.