Единожды солгав
Шрифт:
– Алён, ты красивая, – вздохнула Зоя, разглядывая её с заметной завистью.
– И ты красивая, – не осталась Алёна в долгу. – Мы же с тобой очень похожи, почему ты в себе сомневаешься?
– Да я не сомневаюсь. Парней у меня, как грязи. Но толка от них никакого, если честно. Но ты очень красивая! Такая… как королева!
– Это лишь видимость, – снисходительно улыбнулась ей Алёна. Зоя смотрела на неё с восторженностью и детской непосредственностью, и девочку хотелось пожалеть, поддержать, научить. – Всё дело в том, сколько ты на себя тратишь. Я давно это усвоила. Конечно, можно тешить себя иллюзиями по поводу воспитания, благородства, честности и образованности,
– Вот такие мне и попадаются!
Зоя казалась немного захмелевшей и не на шутку задумавшейся. И Алёна решила, что сумела её запугать своими чёрствыми рассуждениями, и решила немного растормошить.
– Давай, расскажи мне о себе. Чем ты занимаешься, как живёшь.
Зоя помешала трубочкой ополовиненный коктейль. Судя по тому, что она выглядела захмелевшей, коктейль был довольно крепкий.
– Рассказывать особо нечего. С пятнадцати лет в интернате. После того, как Леван уехал, самого младшего с собой забрал, мать вообще с катушек слетела. При нём всё терпимо было. Хотя, скажу тебе, мужик он был суровый. Осетин, как в доме появился, всех строить принялся. Виталик злился жутко. Они без конца ругались, выясняли, кто хозяин в доме. Но ты же знаешь, какая мать. Для неё мужики всегда на первом месте были. Она Витальку быстро на место поставила, мол, не нравится, выметайся. А куда он пошёл бы? Ему до армии два года оставалось. Но, я тебе говорю, при Леване терпимо было. Мать не пила, он за ней следил. Чуть что, сразу в зубы.
– Он её бил?
– Да не бил!.. – Зоя лениво отмахнулась. – Но в зубы дать мог. Ей помогало. – Зоя ухмыльнулась. – Как в глаз получит, так неделю дома сидит, носа на улицу не кажет. Леван запрещал, мол, нечего его позорить. Еду покупал, одежду. А потом её снова понесло, он ребёнка забрал и уехал. И поминай, как звали. И вот тогда самая жесть и началась. Через несколько месяцев из опеки опять пришли. Если честно, – понизила Зоя голос, – думаю, тётя Маша их и вызвала. И всех детей забрали.
– Злишься на тётю Машу?
Зоя плечами пожала.
– А что мне злиться? Дома лучше, что ли, было? Ни пожрать, ни поспать. Всё мужики какие-то таскались. А мать потом ещё и на меня наезжать начала, мол, я у неё мужиков отбиваю. Прикинь? А мне пятнадцать лет! Нужны мне были её вонючие старикашки.
Алёна лишь головой покачала. Сестру послушаешь, так ей ещё повезло, что её так рано из дома забрали.
– Виталику в армию скоро, его в покое оставили, он так с матерью и жил, а меня в интернат забрали. – Зоя презрительно фыркнула. – Видите ли, я в школу не хожу! А чего я там не видела?
– Но школу ты закончила?
– Закончила. В интернате. И на парикмахера выучилась. – Зоя раздвинула губы в улыбке. – Так что, я парикмахер.
– Это неплохо, – осторожно заметила Алёна.
– Наверное. Просто я это ненавижу.
– Не работаешь?
Зоя протянула
– Я ногти делаю. Переучилась. Всё лучше, чем по десять часов в день с ножницами вокруг кресла топтаться.
– А живёшь где?
– Здесь, в городе. С подругой комнату на двоих снимаем. На Дмитровской.
– Я не знаю, где это.
Зоя махнула рукой куда-то в сторону.
– На окраине. Но всё равно лучше, чем в посёлке, да в квартире с бомжами. Спасибо мамочке родной, постаралась для нас всех.
– А где ты прописана? Если в квартире…
Зоя поджала губы, выглядела недовольной и задумчивой.
– Прописана, а толку? Эта квартира ничего не стоит. К тому же, продать мне её не дадут. Там же ещё целый выводок малолетних прописан. Я уже узнавала в опеке.
– По крайней мере, есть, где жить.
– А ремонт? – Зоя глаза на Алёну вытаращила, в этот момент казалась обиженной и возмущённой.
– Да уж, – пробормотала Алёна, не совсем понимая, чего Зоя от неё ждёт, каких слов и какой реакции. Она к этой квартире никакого отношения не имеет. – Ты видишься с младшими?
Зоя плечом безразлично дёрнула.
– А зачем? Их забрали в семейный детский дом, они меня уже и не помнят. Как я за ними горшки таскала. Но им, наверное, повезло больше всех. Виталик созванивается с их приёмными родителями, рассказывает, что всё у них хорошо. Там, кроме них, ещё пятеро. Отдельный дом, огород. В школу их всех папочка на микроавтобусе возит, представляешь? Но, наверное, им повезло больше, чем нам. Они, хотя бы, всей этой грязи не запомнят.
– Согласна.
Зоя выцедила остатки коктейля, в полной задумчивости, после чего выпрямилась и взглянула на Алёну открыто, даже улыбнулась.
– Но ты правильно говоришь: нас не сломать, характер, как железо. Так что, у меня тоже всё будет хорошо.
– Обязательно.
– Я вот жду, мне обещали место в хорошем, дорогом салоне. Устроюсь туда, и всё у меня наладится. Может, даже ипотеку дадут. Чтобы свой угол был.
– Это очень правильный настрой, – похвалила её Алёна.
– Ты мне свой номер телефона дашь? Хоть, с Новым годом тебя поздравлю.
Алёна поспешила кивнуть.
– Конечно.
И в тот момент, когда забивала свой телефонный номер в старенький смартфон сестры с заметной трещиной на экране, искренне подумала: а почему нет? Что плохого в том, что у неё появится близкий человек? Родная кровь? Которому иногда можно будет позвонить, спросить, как дела, и чему-то порадоваться вместе?
Они простились на стоянке перед развлекательным центром, Алёна вызвала для сестры отдельное такси, и прежде, чем та села в машину, они неловко обнялись, и Алёна решила не расстраиваться из-за того, что у неё и в тот момент в душе ничего не дрогнуло. Она будет над собой работать, она хочет над собой работать. В плане того, чтобы просто кого-то любить, без всякой выгоды для себя. Это ведь правильно. Это нормальные человеческие эмоции.
– Обязательно звони мне, – сказала она Зое, и улыбнулась той на прощание. Но всё же не сдержала вздоха облегчения, когда сестра уехала. Алёна села в поджидавшее её такси, вдруг осознала, что экскурс в её невесёлое прошлое, наконец, закончился, и почувствовала радость. Можно дальше жить спокойно.
Через несколько часов уже была на железнодорожном вокзале. Таксист помог вытащить новый, модный чемодан из багажника, Алёна расправила плечи, взялась за ручку, и направилась к дверям вокзала, про себя радуясь, что на ней яркий брючный костюм, а не тёмное, в связи с похоронами, платье. Как приятно вернуться к жизни!