Шрифт:
ISBN 978-5-4493-0755-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
1 ГЛАВА
Алёна уже больше десяти минут сидела в такси, не находя в себе смелости выйти. Даже в окно не смотрела, взгляд остановился на подголовнике потёртого сидения «логана», и Алёна сидела и думала о том, скольких людей до неё, с их проблемами и бедами, видел салон этого автомобиля. Наверняка немало, раз водитель понимающе молчит и её не торопит. Хотя, к чему её торопить? Счётчик отсчитывает рубли.
На деньги было наплевать. Алёна то и дело тёрла ладони друг о дружку, они были ледяные,
И получилось так, что и вернулась на поезде.
Водитель, лысый мужчина лет сорока, всё же рискнул обернуться через плечо, на неё посмотрел. Выжидающе. Алёна тоже на него посмотрела.
– Я вас задерживаю?
– Да нет, – отозвался он, но в голосе проскользнули удивлённые нотки. Наверное, подобное замешательство клиентов ему всё же было в диковинку. – Сидите. Может, вам воды? У меня есть.
Алёна качнула головой.
– Нет, спасибо. Я лучше с вами расплачусь.
Она открыла новую сумочку от Fendy, достала изящное портмоне. Подарок будущей свекрови. Протянула таксисту пятисотрублёвую купюру, и негромко проговорила:
– Сдачи не надо.
По меркам маленького города, это была внушительная сумма за столь недолгую поездку, и на счётчике отображалась куда меньшая. Зато таксист заметно оживился, поблагодарил, а Алёна, наконец, открыла дверь. Нельзя бесконечно прятаться в такси. Нужно выйти и сделать то, зачем она приехала. Решить проблему… если проблема, вообще, существует, потом уехать, и всё забыть. Наконец, жить, не вспоминая. Она ведь все эти годы верила, что когда-нибудь наступит такой день, когда она откроет утром глаза, и поймёт, что она живёт сегодняшним днём, без оглядки, без воспоминаний, без страха быть разоблачённой. И почему-то верилось, что этот день придёт совсем скоро. Раз уж свидетелей становится всё меньше и меньше. Вот и главного свидетеля… нет, наверное, всё-таки виновника всех её бед, позавчера не стало.
Алёна захлопнула за собой дверь автомобиля, и отошла на пару шагов. Огляделась. Череда трёхэтажных деревянных домов, некоторые заметно покосились от времени, но кое-где в оконных проёмах белели новые пластиковые окна. Во дворах палисадники, ржавые гаражи-ракушки, поломанные детские качели и клумбы, сооружённые из ненужных автомобильных шин. Что-то из этого Алёна помнила, нечёткие картины всплывали в памяти, хотя, прошло почти двадцать лет. Последний раз она была здесь ещё девочкой. И этот двор казался ей родным, целым миром, который было очень страшно покидать. И назло всему она долгие годы помнила вот эти качели, треск соседского мотоцикла,
Рабочий посёлок, даже не городского типа. Здесь она провела первые годы своей жизни. Здесь мало, что изменилось. Разве что из рабочего посёлок превратился в обычный, потому что ткацкая фабрика давным-давно закрылась. И со временем в посёлке оставалось всё меньше молодёжи, все подались в город – жить, учиться, зарабатывать.
Из подъезда вышла женщина, грузная, в цветастом платье и с причёской, что любили делать когда-то. Алёна такой уже давно не встречала. Мелкие короткие кудряшки, созданные химической завивкой, а волосы, покрашенные в рыжий цвет, будто сами кричали, что их красили хной, а не краской в салоне. Женщина вышла, присмотрелась к ней. На какую-то секунду они замерли, разглядывая друг друга, после чего дама с «химией» несмело позвала:
– Алёна?
Алёна не сдержалась и вздохнула. Заставила себя кивнуть, даже улыбку попыталась изобразить, но вышло криво и неестественно.
– Здравствуй, тёть Маш.
Тётя Маша, которую Алёна не видела больше десяти лет, и, признаться, не в первый момент узнала, вдруг очень знакомо, опять же из детства, всплеснула руками, и поспешила к ней навстречу.
– Алёна, девочка моя! Ты приехала!
Что Алёна помнила отлично, так это то, что тётя Маша имела весьма зычный голос и деревенский говор, о чём и напомнила, заголосив вдруг на весь двор. Вот этого совсем не хотелось, внимание соседей привлекать. И Алёна, позволив себя обнять, лишь попросила:
– Тише. Я приехала, всё хорошо.
Тётка сжала её в объятиях, расцеловала в обе щеки, и внимательным взглядом уставилась в её лицо. Алёна мысленно просила себя успокоиться. Не паниковать из-за чужого любопытства, пусть вроде как и родственного, не из-за объятий, которыми её обычно не баловали, и приучена она к ним и к поцелуям не была. Но обижать человека не хотелось. В конце концов, тётя Маша доводится ей родной тёткой по отцу. Если верить маме, конечно. А на слово ей поверит только последний дурак и простофиля.
Тётя Маша отступила на шаг, всё разглядывала её, как нечто диковинное, потом рукой махнула. Из её груди вырвался судорожный, трагичный вздох.
– Да что уж хорошего. И не было ничего хорошего, а кончилось всё совсем плохо. А я ведь говорила, я предупреждала, – запричитала она, а Алёне вновь захотелось поморщиться. А ещё лучше развернуться и уйти. И, возможно, в какой-то момент она и поддалась бы своей панике, что стучала в висках одним единственным словом: «Беги, беги», но такси уже успело уехать, а как выбраться с этой улицы без машины, Алёна уже не помнила. Где-то должна была быть автобусная остановка, они, кажется, проезжали мимо, но она совершенно не запомнила.
– Какая же ты красавица, – качнула тётка головой. Даже руку к груди приложила. – Витя бы посмотрел, не поверил. – Тётя Маша окинула её всю, с ног до головы, долгим взглядом. Потом опомнилась, снова сделала шаг навстречу и Алёну обняла. – Я очень рада, что ты приехала, что мы встретились. Несмотря ни на что. Родные всё-таки люди.
Алёна всё же улыбнулась ей, заставила себя. Как ни крути, а тётя Маша – единственный человек из её детства, которого она вспоминает с теплом, который хотя бы попытался помочь. И поэтому Алёна приехала после её звонка. Позвони ей кто другой, и сообщи новость, наверное, просто положила бы трубку. А к тёте Маше приехала.