Единственная революция
Шрифт:
«Моя судьба сложилась так, что мне пришлось много странствовать по Индии и посещать различные центры с их гуру, некоторые из них обладали утончённостью, другие невежественны, однако им присуще особое качество, указывающее на некоторое внутреннее содержание, третьи – просто эксплуататоры, раздающие мантры; как раз они-то и бывают часто заграницей и приобретают там популярность. Существуют очень немногие, кто остаётся выше всего этого; среди этих немногих и был мой недавний гуру. Теперь он удалился в глухую и отдалённую часть Гималаев. Раз в год мы целой группой посещаем его, чтобы получить благословение».
– Необходима ли изоляция от мира?
«Очевидно, что отказаться от мира необходимо, ибо этот мир нереален, и у нас должен быть гуру, чтобы учить нас, ведь гуру пережил реальность,
– Посмотрите на эту реку – на утренний свет на реке и эти искрящиеся зелёные и сочные поля пшеницы и те отдалённые деревья. Здесь великая красота; и чтобы постичь её, глаза должны быть полны любви. И слышать грохот этого поезда на стальном мосту так же важно, как и слышать голос птицы. Так что посмотрите – и послушайте воркование этих голубей. Взгляните вот на это тамариндовое дерево с теми двумя зелёными попугаями. Чтобы глаза видели их, вам необходим контакт с ними – и с рекой, и с этой плывущей мимо лодкой, полной крестьян, гребущих с песнями. Это часть мира. Если вы отрекаетесь от этого, вы отрекаетесь от красоты и любви, потому что вас страшат эти два слова и всё, что за ними скрывается. Красота ассоциируется с чувственной реальностью, её сексуальными проявлениями и с той любовью, которая в это вовлечена. Такое отречение сделало так называемых религиозных людей эгоцентричными, на более высоком, быть может уровне, чем у мирского человека, но это всё же эгоцентризм. Когда у вас нет красоты и любви, у вас нет возможности подойти к этой безмерности. Если вы заглянете в самую суть всех этих саньяси и святых, вы увидите, что красота и любовь от них далеки. Они могут говорить о красоте и любви; но они – жёсткие последователи дисциплины, проникнутые насилием в своих требованиях и самоограничениях. Так что, в сущности, хотя они и могут облачаться в жёлтое одеяние или в чёрную рясу, или в пурпур кардинала, все они – очень мирские люди. Это – профессия, подобная всякой другой профессии; и несомненно, это не то, что называется духовностью. Кое-кому из них следовало бы сделаться бизнесменами, а не принимать позу духовности.
«Но знаете, сэр, вы довольно резки, разве нет?»
– Нисколько, мы просто констатируем факт, факт же не бывает ни резким, ни приятным, ни неприятным; просто так есть. Большинство из нас отказывается видеть вещи такими, каковы они есть. Но всё это вполне очевидно и достаточно явно. Изоляция – это образ жизни, путь этого мира. Каждый человек в силу своей эгоцентрической деятельности изолирует себя, независимо от того, имеет он семью, или нет, говорит ли о сотрудничестве, или о национальности, достижении и успехе. Только когда эта изоляция становится чрезвычайной, возникает невроз, который при наличии таланта иногда и создаёт произведения искусства, хорошую литературу и прочее. И этот уход от мира со всем его шумом, жестокостью, ненавистью, наслаждением представляет собой часть процесса изоляции, не так ли? Только саньяси делает это во имя религии или Бога, а человек, проникнутый соперничеством, принимает его как часть общественной структуры.
В этой изоляции вы приобретаете определённые свойства, и определённое качество суровости и воздержанности, дающее ощущение власти. А власть, будь то власть олимпийского чемпиона, премьер-министра или главы церквей и храмов, всегда одна и та же. Власть в любой форме есть зло, если можно употребить это слово, и человек, имеющий власть, никогда не сумеет отворить дверь к реальности. Поэтому изоляция – не путь.
Для того, чтобы вообще жить, необходимо сотрудничество; но в случае с последователем или с гуру сотрудничества нет. Гуру разрушает ученика, а ученик разрушает
Внемирское – это не набедренная повязка, не приём пищи один раз в день, не повторение бессмысленной, хотя и стимулирующей мантры или фразы. Когда вы отказываетесь от мира, но внутренне остаётесь частью этого мира жадности, зависти и страха, приятия авторитета и разделения на тех, кто знает и тех, кто не знает, – это мирской образ жизни. Когда вы ищете достижений, будь то слава или достижение того, что можно назвать идеалом или Богом или чем вам угодно, – это всё ещё мирское. Здесь налицо воспринятая традиция той культуры, которая по своей сущности является мирской; и уход в горы, подальше от людей не освобождает от мирского. Реальность ни при каких обстоятельствах не лежит в этом направлении.
Необходимо пребывать в уединении, но это уединение – не изоляция. Такая уединённость подразумевает свободу от мира жадности, ненависти и насилия со всеми его тонкими путями, и от болезненного одиночества и отчаяния.
Пребывать в уединении, быть одному, – это быть посторонним, не принадлежать ни к какой религии, ни к какой нации, ни к какому верованию или догме. Это то уединение, что приходит к чистоте, простоте, которая никогда не была затронута человеческим безобразием. Эта чистота, невинность, может жить в нашем мире со всей его суетой и всё же быть не от мира. Она не облачена в какое-то особое одеяние. Расцвет добра не лежит на каком-то пути, ибо пути к истине нет.
– 9-
Не думайте, что медитация – это продление и расширение переживания. В переживании всегда налицо свидетель, и он всякий раз привязан к прошлому. Медитация, напротив, – это такое полное бездействие, которое представляет собой окончание всех переживаний. Действие переживания имеет корни в прошлом и потому связано временем; оно ведёт к действию, которое есть бездействие и приносит беспорядок. Медитация есть полнейшее бездействие, исходящее из ума, который видит то, что есть, без вовлечённости в прошлое. Такое действие – не ответ на какой-либо вызов, а действие самого вызова – действие, в котором нет двойственности. Медитация – это опустошение от переживания, и она сознательно или бессознательно продолжается всё время; и потому она не будет действием, ограниченным определённым периодом в течение дня. Это непрерывное действие с утра и до ночи – наблюдение без наблюдающего. Так что нет разделения на повседневную жизнь и медитацию, на религиозную жизнь и жизнь мирскую. Разделение появляется только тогда, когда наблюдатель привязан ко времени. В этом разделении существует беспорядок, горе, смятение; таково состояние общества.
Так что медитация – не индивидуальна и не общественна; она превышает оба этих аспекта, и поэтому она включает их в себя. Это – любовь: расцвет любви и есть медитация.
Утро было прохладным, но по мере того, как оно сменялось днём, становилось довольно жарко; проезжая по узким улочкам города, многолюдным, пыльным, грязным, вы понимали, что такой же будет и каждая новая улица. Вы почти видели взрыв населения. Автомобилю приходилось двигаться очень медленно, так как люди шли по самой середине улицы. Становилось всё жарче. Постепенно, после множества звуковых сигналов, вы с радостью выбрались из города, проехали мимо фабрик и, наконец, оказались за городом.
За городом было сухо. Некоторое время назад прошёл дождь и теперь деревья ждали новых дождей, а ждать им приходилось долго. Вы проехали мимо жителей деревни, мимо скота, повозок, запряжённых волами и буйволами, которые не захотели сходить с середины дороги, а затем миновали древний храм, казавшийся заброшенным, но сохранившем качество древнего святилища. Из леса вышел павлин; его блестящая синяя шея сверкала на солнце. Похоже, на автомобиль он не обратил внимания, поскольку через дорогу перешёл с большим достоинством и исчез в поле.