Единственный выход
Шрифт:
Пока он одевался, в голову пришла мысль, которая могла опровергнуть аргументы Виктории. Разве Штайнерты не могли поручить убийство постороннему человеку? Он знал, что в Париже и Риме и даже в преступном мире Гамбурга существовали специалисты, выполнявшие такую работу по наказу, не выдавая своих поручителей. А Штайнерты наняли Вебера, чтобы с чистыми руками предстать перед полицией.
Вебер покачал головой. Версия была слишком надуманной и чересчур сложной. Взглянул на часы. Двадцать минут десятого, так что еще слишком рано для размышлений. Вебер любил понежиться в постели часиков до десяти и начинать день в очень спокойном темпе. Но сегодня об атом нечего и мечтать: Виктория носилась по квартире, как паровой каток.
Выйдя на балкон, он с высоты пятого этажа взглянул на зелень городского парка. Вебер любил этот вид, любил свой район. Непросто было подыскать квартиру именно здесь. А еще труднее, как оказалось, ее содержать. Одна квартплата поглощала все доходы частного детектива.
Он заморгал: с безоблачного неба нещадно палило солнце, и так уже две недели. Снова будет жара.
Вебер нехотя вернулся в комнату. Взгляд его скользнул по полкам с книгами, которые занимали одну стену большой комнаты, по столу, дивану и задержался на нише, где стояла кровать. Занавеска была отодвинута, на подоконнике Виктория разложила постель, чтобы проветрить ее. Виктория делала для него гораздо больше, чем должна была. Вначале он пытался отбиваться, но постепенно отпор его слабел. Выбить то, что Виктория вбила себе в голову, оказалось невозможным. И тут он вспомнил, что уже три месяца ей не платит. Да, придется взяться за дело Анны. Он просто не мог позволить, чтобы Штайнерт и Витте сводили на ней свои дьявольские счеты.
Он пошел на кухню, по дороге завязывая галстук. Виктория все еще старательно помешивала в кастрюле.
— Какое впечатление производит эта девушка? — спросила она, когда Вебер остановился рядом.
— Которая? Француженка?
— Я говорю про Анну.
Вебер на миг задумался, потом неторопливо произнес:
— Если я возьмусь за это дело, то только ради нее. И замолчал. Виктория все помешивала.
— Значит, она блондинка?
— Да.
— Нежная и беззащитная?
— Да.
— И потому вы беретесь за это дело?
— Ерунда!
— Совершенно верно. — Виктория согласно кивнула. — Я тоже думаю, что вы беретесь за это дело не ради нее, а потому, что у на счету у вас всего двадцать восемь марок, что вы еще не заплатили за прошлый месяц ни налогов, ни за квартиру, и за последний месяц ни один черт не появился в вашем несчастном детективном агентстве. И лучше уж не вспоминать о моем давно забытом жаловании. — Виктория вылила овсянку на тарелку и придвинула ее Веберу. — Прошу, ваш завтрак.
— Мой завтрак?
— Вот именно, с похмелья яичницы с ветчиной с утра не подают!
Неожиданно атмосфера сгустилась, почти как каша, что стыла на тарелке. Они смотрели друг другу прямо в глаза, и Вебер чувствовал, что Виктория вот-вот взорвется. С демонстративным спокойствием он взял тарелку и удалился с ней в комнату. Присев к столу, стал помешивать овсянку. Виктория, следовавшая за ним как тень, теперь занялась документами.
Долго стояла тишина, слышалось только звяканье ложки по тарелке. Наконец Вебер прервал молчание и негромко спросил:
— Где, собственно, бумаги?
— Какие бумаги?
— По фирме Витте. — Он напряженно уставился на нее поверх тарелки. Она не отвечала. — Ну, разумеется, забыли! — Теперь его тон становился все резче. — Тиранить меня вы умеете, а вот о деле всегда приходится думать мне самому. Я уже сыт этим по горло. О, как я этим сыт!
Тут над столом пролетел скоросшиватель и шлепнулся возле тарелки.
— А это что? — чуть неуверенно спросил он.
— Документация, — отрезала она. — Кроме того, я заказала все, что найдется по фирме Штайнерта.
Больше он на нее не смотрел, потому что и так мог представить себе физиономию, сияющую живой радостью от чужого несчастья. Глупо было вообще заводиться. Он же знал, что Виктория никогда не забывает о вещах, о которых ее хоть раз попросят. Он открыл скоросшиватель, в котором оказалась подборка статей и заметок. Виктория собрала материалы из архива информационного агентства «Бликпункт», на которое когда-то работал Вебер. Контакты с коллегами не прерывались, и его всегда снабжали информацией и материалами, нужными для текущей работы. Сейчас его особенно заинтересовала статья, опубликованная с полгода назад, поскольку в ней исчерпывающе характеризовалось положение экспортно-импортной фирмы «Витте АГ». Он прочел, что Витте в последние годы развернул широкую сеть торговых домов, целых четырнадцать. Кроме того, Витте имел около тридцати филиалов и открыл свыше шестидесяти павильонов для обслуживания клиентов.
Такое вторжение в вотчину старых торговых домов — по мнению «Бликпункта» — должно было серьезно превысить финансовые возможности Витте. Строительство всех без исключения новых зданий, которое обошлось в огромные суммы, было профинансировано крупной страховой компанией. Чтобы укрепить свои позиции на рынке, Витте в конце концов преобразовал фирму в акционерное общество и увеличил уставной капитал до девяноста миллионов марок. Пятьдесят два процента акционерного капитала Витте хотел сосредоточить в своих руках, однако нужной суммой не обладал.
Вебер невидяще уставился на вырезку. Он вдруг понял, что его вчерашнему хлебосольному хозяину грозило банкротство. Без солидной финансовой поддержки за плечами с ним было бы покончено. Что же могло склонить солидного банкира Кашелена к сотрудничеству с этим легкомысленным и ненадежным типом, на которого невозможно было положиться? И был ли Витте действительно столь ненадежным партнером?
Из архивных документов «Бликпункта» следовало, что за пару лет после валютной реформы Витте на своих экспортно-импортных услугах создал огромное предприятие. В конце пятидесятых вокруг этого бизнеса он начал строить сеть торговых домов. Инвестиции эти, разумеется, поглотили огромные средства. Если теперь ему удастся преодолеть временный кризис, то в будущем его фирма и сеть торговых домов овладеет широким сектором рынка.
Вебер пытался представить, что собой представляет Витте. И должен был признать, что человек этот был по-своему яркой личностью. Он, несомненно, обладал инициативностью и решительностью, и прежде всего — необходимой долей безжалостности, чтобы воплощать в жизнь свои планы. К такому выводу должен был прийти и Кашелен, ибо только этим можно объяснить отношение банкира к Витте как к перспективному партнеру. Ситуация выглядела бы совершенно иначе, если бы фирме Витте грозил скандал, ибо в этом случае планируемый германо-французский союз не мог выйти за пределы чисто торговых контактов.