Её бремя
Шрифт:
Конечно, Защитник был больше, чем просто стражем. Он приносил клятву на крови и лишь смерть могла освободить от неё. По традиции он должен был быть чем-то вроде брата. Сейчас же он был не больше, чем символ власти, могущественный раб и слуга. Гермагору Третьему служил Защитником лучший из захваченных в плен во время старой войны кортосских генералов. Ликий вряд ли мог похвастаться таким влиянием.
Со временем он стал вызывать у Керкиры какое-то странное доверие. Она знала, что ничего ему не должна, что в любой момент может отказаться от него. Пришлось бы его убить или выгнать за границы государства,
Когда она позвала, он понял сразу. Погремев бронзовым панцирем, воин освободился от него. Это был условный знак - когда Ликий был в парадной броне, он был молчаливым воином, атрибутом силы царицы, когда же снимал доспех, становился живым человеком. Керкира сама настояла на этом.
Мужчина подошёл к кровати и, оставив меч у изголовья, сел рядом с женщиной. Осторожно коснулся волос.
– Ждёшь, что Пте...
– начал он было говорить.
– Не хочу об этом.
– О годовщине?
– Тоже не хочу.
Стояла обманчивая тишина. Жаркий и спокойный весенний день мог бы быть таким прекрасным, если бы не глупое людское беспокойство. И всё-таки Керкире стало полегче. Её тяжесть не могла тянуться вечно, и, когда она отпустила, женщина с облегчением повернулась набок.
Ликий убрал руку. Он замер, словно решая, что делать, а потом рывком встал с постели и подошёл к изящному деревянному столу, золотому и украшенному растительными мотивами. Оттуда он взял доску и собрал рассыпанные фигурки. Это была известная по всему Царству игра - нужно было переправить крестьян через реку в сезон дождей и вернуться назад с урожаем. Кто из игроков сделает это быстрее - выиграет. В неё играли все - от тех самых крестьян, до жрецов, от рабов до чиновников.
Вот и Владычица Срединного Царства играла в неё в те вечера, когда могла себе позволить отвлечь разум от постоянных забот. Ликий, по началу не понимавший правил, вскорости стал её постоянным соперником. Изредка он даже выигрывал, правда, в основном, когда Керкира была занята разговором больше, чем игрой. Впрочем, воин радовался искренне даже таким победам.
Сейчас он перенёс доску с фигурками на большую кровать и молча начал расставлять всё в правильном порядке.
– Отказаться от игры я не могу?
– наполовину в шутку спросила женщина.
Ликий в ответ покачал головой и протянул ей палочки для броска, предлагая первый ход.
– Ну ладно, - сказала она и взяла протянутые палочки. Потом она села на кровати, как девочка, подогнув ноги под себя.
Первый бросок был удачный, она заблокировала проход для фигур Ликия и ходила несколько раз подряд. Потом удача ей изменила и соперник перехватил инициативу. Играя сначала через силу, женщина быстро втянулась. Её голову, одновременно пустую и полную тревожных мыслей, надо было чем-то отвлечь - игра отлично подходила для этого.
То один, то другая выбивались вперёд, чтобы потом снова сдать позиции. Победитель никак не мог определиться. Оба начали всё дольше думать над ходами, просчитывая, что может сделать соперник, в зависимости от того, какое число выпадет.
В одну из таких минут задержки, пока Ликий завис над доской, Керкира тихо спросила:
– Каковы шансы, что Марцию действительно удастся остановить Птерелая?
– Сами по себе? Невысокие. В чужой стране с годами не менявшейся тактикой...
– мужчина наконец сделал ход, не самый лучший, и взглянул Керкире прямо в лицо, - Ты знаешь, почему Ликия до сих пор свободна?
– Почему?
– Потому что нельзя разбить в битве армию, которой нет. И взять в осаду все горы тоже нельзя. Но это не главное. Главное - нельзя идти строем по узкому ущелью, в которое удобно сбрасывать сверху камни.
Женщина смотрела в серые, как затянутое тучами небо, глаза и пыталась понять, почему в них нет ни тени беспокойства, ни тени страха, но также ни тени жестокости или хитрости. В них было что-то, что она не могла пока понять. Наконец, не выдержав и посмотрев на доску, она спросила:
– Значит, нужно пытаться задобрить Птерелая, пока не поздно?
– У него тоже шансы невысокие. За таким командиром следом пойдут только отчаявшиеся. Благодари богов, что тебе выпал на долю такой слабый противник. Его можно победить без единой битвы - сделать так, чтобы людям было что терять.
Керкира сделала ход, недвусмысленно приближавший её к победе. Ликий отвлёкся, думая, как бы этому противостоять. Сама же она вздохнула:
– Легче сказать, чем сделать. Даже водяной змее понятно, что людям нужен плодородный год, нужно избавиться от чужеземцев в столице, а ещё желательно найти нормального Царя вместо поганой жрицы.
– Не замечал, чтобы у вас было такое плохое отношение к богам и их жрецам.
– Только если они занимают престол. А ты ходи давай.
Ликий, колеблясь, подвинул дальнюю фигуру. Керкира тут же поставила свою на освободившееся место, закрывая таким образом проход половине оставшихся фигур противника на доске. Всё, что ей нужно было сделать - это осторожно вывести свои, не давая Ликию возможности сходить.
– Всё, что тебе нужно сделать - это заставить народ любить тебя чуть больше, чем Птерелая. Вымоли у богов дождь, избавься от Марция, снизь налоги, раздай бесплатно землю, устрой праздник, неважно.
– Легче сказать, чем сделать, - только и ответила Керкира, убирая последнюю фигуру с доски. На сердце было тяжело, но она улыбалась. Ликий стукнул себя от досады кулаком по колену и стал было собирать фигуры. Керкира мягко остановила его руку.
– Реванш?
Прошёл месяц. Каждое утро Керкира вставала до восхода солнца и совершала чин поминовения по погибшей семье. Сначала одна, в склепе, радуясь возможности хотя бы немного побыть наедине со своими горестями. Потом она перенесла свои ежеутренние бдения в Храм Богини. Со временем она приказала всё большему числу жриц и послушниц присоединяться к ней в этом скорбном священном танце. Также Жрица позаботилась, чтобы, хотя нигде об этих бдениях не объявлялось открыто, молва разошлась по всему городу. На её утреннем пути от дворца к Храму стали появляться люди. Потом они стали приходить к самому чину, стояли у ступеней, на площади, молились, молчали, плакали. Люди любили старого Царя, скучали по нему. То, что Керкира отдаёт ему должное, несколько оправдывало её в глазах тех, кому она была не по душе.