Ее единственное желание
Шрифт:
— Тебе не нужно меняться, Джорджиана, — хрипло прошептал он. — Ты само совершенство.
— О, Йен, — выдохнула она, прильнув к нему.
Его впервые в жизни обнимали так крепко и жарко! Ее безграничная привязанность к нему иногда озадачивала его, но к этому он сможет привыкнуть.
Йен улыбнулся.
— Ну вот. Позволь мне надеть их тебе.
Поцеловав его в щеку, она неохотно отстранилась, послушно уселась на пол и положила ему на колени изящную босую ножку.
Он плотоядно улыбнулся, восхищенный прелестью ее
— Ну вот, — объявил он, щелкнув по браслету, чтобы услышать звон.
Джорджи тряхнула ногой.
— Какой прекрасный подарок! Ты так заботлив! Так добр!
— Ты слишком строга к себе.
— Не могу высказать, как много значит для меня твой поступок! Значит, ты действительно принимаешь меня такой, какова я есть. Будем откровенны — я немного странная... не такая, как все, и прекрасно это сознаю.
Йен рассмеялся.
— Может, ко мне нужно привыкнуть? Я пытаюсь ладить со всеми, однако... всегда ощущала, что не принадлежу ни к какому кругу, что чужая всем, даже подругам... пока не встретила тебя.
Он погладил ее колено.
— Не все понимают тебя. В отличие от меня.
Она неожиданно подалась вперед и прижалась крепким нежным поцелуем к его губам.
Йен слегка откашлялся.
— Так о чем ты... э-э... хотела со мной поговорить? Я думал, всему причиной твоя астма, но сегодня ты сказала, что... э-э... тебя беспокоит что-то другое.
— Верно, — кивнула она. — Видишь ли... все это не так просто.
— В чем дело? — нахмурился Йен.
— Помнишь, когда мы танцевали прошлой ночью, ты пошел за пуншем?
Йен кивнул.
— В твое отсутствие ко мне подошла леди Фолконер и представилась.
— Что она сказала? — насторожился он.
Джорджиана глубоко вздохнула, помолчала и, наконец, вынудила себя сказать то, что не давало ей покоя со вчерашнего дня:
— Заявила, что, даже если мы поженимся, ты никогда не полюбишь меня, потому что твое сердце умерло вместе с Кэтрин.
— Понятно. — Йен высоко поднял брови, пытаясь осознать сказанное. — Какой вздор! И ты ей поверила?
— Не знаю, чему верить! Поэтому и вышла на террасу. Успокоиться и подумать. Меня совершенно ошеломили ее откровения.
— Не откровения. Ложь. О чем еще она тебе солгала?
— Это все. В основном.
Сейчас она выглядела такой беззащитной... такой уязвимой...
— Леди Фолконер добавила, что ты никогда не любил ее, и это означает, что и меня любить не будешь. Из-за Кэтрин. Но если ты не можешь любить меня, Йен, не уверена, что хочу знать об этом. Может, не стоит мне это говорить, ведь я так люблю тебя, что не вынесу...
— Ш-ш...
Он прижал палец к ее губам и уставился на нее со всевозрастающей изумленной радостью.
Ее глаза были широко раскрыты.
Если он не ошибся, она только что призналась
Йен осторожно сжал ее подбородок большим и указательным пальцами, чувствуя, как из самых глубин души поднимается волна благоговейного восхищения.
— Дорогая, — очень тихо сказал он, — я никогда не любил ни одну женщину так, как люблю тебя.
И услышат, как она ахнула. Увидел, как синие глаза наполняются мучительной надеждой.
— Ты... любишь меня?
Он пожирал ее глазами. Слова, слетавшие с губ, шли прямо из сердца.
— Джорджиана, я полюбил тебя в тот момент, как увидел. Ты мчалась по рынку пряностей на белой лошади. Я понятия не имел, кто ты, но точно знал, что вижу перед собой самое храброе, самое безумное, самое прекрасное создание на свете. И теперь, узнав тебя, считаю, что ты в тысячу раз прекраснее, чем мне показалось тогда.
Она неверяще рассмеялась и тут же заплакала. Бриллианты слез покатились по щекам. Не успел он опомниться, как она бросилась ему на шею и радостно прошептала:
— Женись на мне! Да, я хочу стать твоей женой. Хочу, чтобы мы всегда были вместе.
Он схватил ее за плечи.
— Ты согласна? Согласна стать моей женой? Наконец-то опомнилась и послушалась своего сердца?
— Да! — Она энергично закивала. — Да! Я хочу выйти за тебя замуж! Я люблю тебя, Йен! Люблю! И если ты все еще хочешь меня, ничто не сможет нас разлучить!
Он молча смотрел на нее, стараясь запечатлеть в памяти ее лицо в этот момент. Чтобы никогда не забыть любви, сияющей на этом лице.
— Если? — прошептал он наконец и рывком притянул к себе ее худенькое тело.
Ощутил его трепет и поцеловал розовую щеку.
— Ты так дорога мне, — признался он, закрыв глаза.
Давным-давно он отказался от всяких надежд, что истинная любовь когда-нибудь его посетит.
Теперь он держит в своих объятиях прелестную волшебную женщину, ставшую такой же дорогой ему, как его собственная плоть и кровь.
Он поцеловал ее в макушку, стараясь успокоить бушующее в его груди море эмоций. Таких странных и незнакомых...
Она отстранилась и улыбнулась, лаская его щеку. И хотела что-то сказать, но нахмурилась и повернулась к окну.
— Слышишь, Йен? Собака!
Йен обернулся к окну и уже хотел что-то сказать, но осекся и прислушался.
— Похоже на Гипериона, — выдавил он, насторожившись.
Этот пес жил у Хока всегда. Когда-то он был щенком. Они — мальчишками...
Йен неожиданно нахмурился:
— Этот пес не лаял с тех пор, как король Георг еще был в своем уме.
Йен поднялся, подошел к окнам и осмотрел двор.
И точно: большой старый пес, обычно смирный и флегматичный, сейчас метался взад-вперед перед высоким забором из кованого железа, окружавшим владения герцога. Боже, да ньюфаундленд захлебывался лаем и рычал, как бешеный волк, пытаясь до чего-то добраться.