Ее город
Шрифт:
Только через месяц с лишним после того нападения старый носильщик вернулся. Охранники проводили его во двор и попросили сидеть внутри, даже если он ни у кого ничего не покупает, а заодно предложили следить за порядком — так будут в безопасности и он, и мы. Старик сначала хотел слинять, но один из охранников возмутился:
— Почему бы не выказать свою преданность? К тебе же так хорошо относились все жители. Недавно у нас стащили три велика. Думаешь, когда воры снова придут на дело, они станут читать воззвание профессора Жао Циндэ? Эту писульку повесили для самоуспокоения. Уж лучше, чтобы следил человек!
Итак, старик переместился во двор и присел на корточки
Кто бы мог подумать, что в таком тихом месте способна разразиться буря? В это время управляющие компании только зарождались, и наш дом обслуживала одна из них, что было в новинку для всех нас. Все недоумевали: откуда она вообще взялась? Чья это идея? Мы платили за свои квартиры, так с чего вдруг еще должны ежемесячно отстегивать этой конторе? С древних времен люди платят налоги за свои дома, и государство должно управлять ими от имени налогоплательщиков, так почему же негосударственная фирма пришла собирать деньги? В тот день директор управляющей компании пришел поговорить с Чжан Хуа, и та встретила его в штыки. Директор сделал глубокий вдох и сообщил:
— Этот старик — старьевщик. Старьевщики не могут дежурить в нашем дворе.
— В вашем дворе? — переспросила Чжан Хуа.
— Да. В нашем дворе.
— А ну-ка покажите мне удостоверение в красной обложке, где я смогу прочесть, с чего это вдруг двор теперь ваш! — огрызнулась Чжан Хуа.
— Не суетитесь, документы будут. Мы работаем над этим. А вот старика надо выгнать отсюда по соображениям безопасности.
— А я думаю, что это вас надо выгнать по соображениям безопасности!
— Чжан Хуа, я серьезно! Вы, как-никак, вдова героя, у вас хорошая репутация, я о вас пекусь, а вы завели непристойные отношения с этим стариком.
— Что за чушь ты несешь!
— Это не чушь. У меня есть жалоба от жильцов.
— Покажи мне ее! — потребовала Чжан Хуа.
Чжан Хуа не верила, что жители ЖК стали бы жаловаться в эту компанию. Но директор действительно достал письмо «от жильцов». Оно было напечатано на машинке и подписано «жильцы», и в нем и правда упоминались отношения Чжан Хуа со старым носильщиком: якобы она следит за велопарковкой, а он торчит у входа; оба они одинокие люди и крутят шашни, что выглядит вульгарно и вредит моральному облику нашего ЖК.
Прочитав коллективное письмо, Чжан Хуа ударила им по лицу директора:
— Вы совсем, что ли, того? Надо было мне это письмо давно передать.
Директор возразил:
— Отправители анонимны и хотят сохранить все в тайне, а я не могу предать доверие жителей.
Чжан Хуа не стала его дальше слушать, быстро подбежала к носильщику, потребовала обратно свою скамеечку и потащила прочь его корзину. Она волокла корзину в сторону центральной площадки и кричала:
— Дорогие жильцы, которые писали анонимные письма, внимание: я избавляюсь от старого носильщика. Наш двор теперь чист. Я тоже чиста. Вам больше не нужно писать анонимные письма. А то еще перетрудитесь!
Старик без единого слова следовал за Чжан Хуа, повесив голову и волоча ноги. Он направился обратно к приступочке у ворот, где сидел раньше. Чжан Хуа напустилась на охранников:
— Поделом им, что у них велики воруют. Если в будущем машину угонят, то и это не страшно! Если вы настоящие мужчины, то должны пойти
Охранники замялись — они не знали, что ответить, и протянули старому носильщику сигареты. Не было здесь «настоящих мужчин», не было героев. Они прикуривали, передавая друг другу огонек. В критические моменты мужчины только и умеют, что курить.
(16)
Настал канун китайского Нового года. В полдень на дорогах малолюдно, все расходятся по домам, чтобы подготовиться к новогоднему ужину. Я случайно заскочила на рынок, чтобы посмотреть, не осталось ли зеленого лука.
Женщина, торговавшая им, уже закрывала свой ларек. Она продала мне пучок, а сама продолжила искать гнилые листья и складывать их в пластиковые пакеты. Торговка заявила, что ей самой не нужны гнилые листья, это ведь Новый год, все должно быть новым и свежим. И сообщила, что гнилые листья предназначены для старого носильщика, который не вернулся в деревню, а прячется в своей «крысиной норе». Старик в этом году не рискнул поехать в деревню на праздники, поскольку там с него требуют выплатить долг и могут лишить жизни, если он не привезет денег. Женщина добавила, что сегодня сделала доброе дело и собрала немного овощей, — она отдаст их старому носильщику в надежде, что высшие силы не оставят без внимания ее поступок, ведь деревенские сейчас совсем обнищали!
Странно, пару дней назад старик сказал нам, что едет домой. Как же так вышло?! Дома его ждут жена, дети и любимый внучок Вьюн. После целого года пахоты есть всего несколько дней отдыха и счастья, всего один короткий миг, чтобы поприветствовать весну — награду, данную нам природой. Из года в год мигранты заполняют поезда на праздник весны, тратя на дорогу все свои деньги, заработанные тяжелым трудом, — ради этой награды, не так ли? Как можно не вернуться домой на Новый год? Как можно остаться одному в холоде на чужбине? Я не могла больше ни о чем думать, кроме как о том, что старик обязан поехать к своим и у меня достаточно денег, чтобы оплатить его обратный путь.
Мне не приходило в голову, что внезапно нагрянуть к нему — плохая идея. Он не верил своим глазам. Не верил не в то, что видел меня, а в то, что я появилась в его арендованном жилище. Глаза старика всегда были мутными и тусклыми, как река Янцзы в половодье, — ее неглубокая вода внезапно светлеет от краев к центру. В его взгляде читались неописуемый стыд и негодование! Он раскинул руки, пытаясь что-то прикрыть, но тут же понял, что это бесполезно, и грустно опустил их. Его халупа была совсем крошечной. Я усмотрела кисть и чернила, а вдоль стен — аккуратные стопки журналов: «Урожай», «Современник», «Октябрь», «Чжуншань», «Хуачэн», «Река Янцзы», «Литература и искусство» и других. И еще огромное множество книг, в том числе мой сборник, изданный пиратским способом, который лежал открытым на кровати.
Я тоже была застигнута врасплох, столкнувшись с человеком, читающим мою пиратскую антологию, и тоже испытала неописуемый стыд и негодование.
Реальность — такая штука: иногда ты не успел разглядеть правду, а уже обидел человека. Да, старик был рабочим-мигрантом, который раньше трудился носильщиком, а затем стал старьевщиком, но в момент обиды и оскорбления я видела только противостояние двух армий, классическое китайское противостояние двух армий, когда по обе стороны сражаются благородные мужи, и армию можно отозвать в любой момент. Противостояние, основанное на равенстве и уважении. Оказывается, обидеть тоже можно с большим уважением.