Ее худший кошмар
Шрифт:
– Три дня изнасилований и пыток оставляют след, который не проходит даже со временем. А прошлым летом, когда меня снова похитили, это… это просто вернуло меня к самому началу. Она провела пальцем по толстому рубцу на шее.
– Ты ни разу не пожалела, что порвала со мной?
Иногда жалела, но иногда испытывала облегчение. Она едва не призналась ему, что буквально разрывалась пополам, однако знала: это вряд ли пойдет им обоим на пользу. Ради него она должна сохранять твердость.
– Нет, я поступила правильно.
Амарок.
– Хорошо,
– Спасибо. – На протяжении многих лет она отпугнула от себя не одного мужчину. Если кто-то ее волновал, она нарочно делала все для того, чтобы это не вылилось в романтические отношения. Свое упрямство она оправдывала тем, что якобы поступает так ради их же блага, оберегая их от разочарования и душевных травм. Но она знала: в конечном счете она оберегает себя.
Амарок подобрался к ней ближе, чем кто-либо другой. Какое-то время ей казалось, что с его помощью она сможет преодолеть прошлое. Но затем снова появился Джаспер и… Но сколь бы сильно подчас ей ни хотелось мужчину, особенно Амарока, страх неизменно брал над ней верх.
Эвелин подняла бокал, чтобы он подлил ей вина. Коль им не светит заняться любовью, то почему бы им по крайней мере не напиться?
– Зачем он это сделал? – спросил он. – Какое ему удовольствие от того, что он тебя мучил? Или если не тебя, то кого-то еще?
Она тотчас вспомнила первый случай. Все эти годы она старательно подавляла в себе любую память о тех трех днях, когда ей было шестнадцать, но после прошлого лета делать это было все труднее. Воспоминания и связанные с ними эмоции как будто вновь всплыли на поверхность.
– Он был садистом. А садист получает сексуальное удовольствие, делая больно другим.
– Это клиническое определение.
– Тебе его мало?
– Ты знала этого парня.
Она допила остаток вина. Они говорили об этом и раньше, но вопрос оставался и останется до тех пор, пока ее исследование или кто-то другой не даст ответ.
Зачем? Этот вопрос мучил всех и в первую очередь – ее.
– Не могу объяснить, даже после всех моих исследований. Честное слово. Это, кстати, тоже часть проблемы.
– Ты любила его. Ты сама это говорила.
– Любила. Что еще хуже, я думала, что он любит меня. Но он был неспособен на истинные чувства.
Амарок подлил ей вина.
– Если он хотел убить тебя, почему он не сделал это в самом начале? Зачем притворялся?
– До того момента он, вероятно, только фантазировал об убийстве. Еще не переступил черту. Кроме того, это была прелюдия. Возбуждение должно нарастать, это делает кульминацию такой приятной.
Она не собиралась вкладывать в свои слова второй смысл. То же самое она сказала бы почти любому в своем кабинете. Но сейчас ее слова внезапно прозвучали двусмысленно.
На ее счастье, Макита отвлек
Амарок первым нарушил молчание.
– Прошлым летом я хотел спросить, но не стал.
Похоже, ее ждет очередной трудный вопрос. Эвелин сглотнула.
– Какой?
– Ты спала с Джаспером до того, как это случилось?
– Да. Он не насиловал меня, не было необходимости. – Еще одна причина, почему поведение Джаспера было в ее глазах предательством. Она была готова отдать ему все – не только девственность, но и сердце.
– Это мне неприятней всего, – сказал он и поморщился.
Чувствуя, что снова озябла, она поправила плед.
– Боюсь, я плохо тебя поняла.
– Он взял все то, что, по идее, должно доставлять радость, и извратил, превратил в боль и пытку.
Амарок повернулся к ней. На этот раз Эвелин не отвела глаз. Ладно. Пусть рассматривает, если хочет, пусть увидит в ней все, что он надеялся увидеть, а также то, благодаря чему наверняка поймет: несмотря на их последний разговор, ничего не изменилось.
Да, она отстранилась, но он по-прежнему возбуждал ее, несмотря на ее страхи и шрамы.
– Твой единственный сексуальный опыт состоялся с тем, кто намеренно разрушил твое доверие, кто в течение трех дней насиловал и мучил тебя, – добавил он с отвращением.
Джаспер с электрическим проводом. Джаспер с ножом. Джаспер с подушкой, перекрыл ей кислород. Воспоминания нахлынули на Эвелин прежде, чем она сумела остановить их.
Заметив, что она вздрогнула, Амарок выругался.
– Извини. Наверно, я сказал лишнее.
– Все в порядке.
– Просто мне подумалось – ладно, не будем об этом.
Он покачал головой.
– Что именно? – спросила она.
Он заколебался.
– Что? – повторила она.
– Я должен был возвести блокпост, должен был упереться лбом и всячески сопротивляться тому, что у нас появится этот твой Ганноверский дом. Я же позволил мэру и всем остальным – всем, кто надеялся тем самым создать здесь рабочие места, – отговорить меня от борьбы с твоим детищем.
– Тогда бы мы никогда не встретились.
– Ты права.
Она поморщилась.
– Ты жалеешь, что познакомился со мной?
Внезапно его стало не узнать. Он как будто начал подмечать все нюансы ее слов и языка тела.
– Не познакомься я с тобой, моя жизнь была бы гораздо легче. Я бы солгал, заяви я, что никогда не думаю о тебе, о нас. – Он поднес к ней свой стакан. – Потому что я думаю постоянно. Так что да, наверное, нам было бы лучше никогда не встречаться. Тогда бы я не знал, чего мне не хватает.
Ее огорчило его настроение. В ее планы не входило портить ему жизнь.