Ее темные крылья
Шрифт:
— Но она забрала то, что ты любила, — говорит Алекто. — Что-то твое. Украла у тебя.
Мой вздох вылетает из глубины.
— Он не был моим, — начинаю я. — Люди не принадлежат людям. Но я была с ним, и я думала, что мы были друзьями, втроем. Мне нравилось, что они дружили, это делало все проще. Пока они не полюбили друг друга больше, чем меня. И они бросили меня. Оба.
Каждое слово — маленький порез бумагой, жжётся. Я не объясняла это еще никому. Все на Острове знали, что происходило, сразу же, как это случалось, сеть сплетен работала лучше всех
Я видела Кори Оллэвей, бегущую домой в слезах.
Она была ранее с Алистейром Мюрреем. Может, они поссорились.
Не просто ссора. Я прошла мимо Алистейра Мюррея и Бри Давмуа. Они держатся за руки у «Спар».
Корина Бри? С ее Алистейром?
Ой-ой.
Я ощущаю нечто горькое и сглатываю это.
— Она была последней, от кого я такое ожидала, — говорю я. — И я хотела ранить ее. Но я не думала, что она умрет.
— Что сделано, то сделано, — Алекто пожимает плечами, словно все решено, и садится, хлопает по полу рядом с собой. — Присаживайся.
Я качаю головой.
— Не могу. Слишком высоко.
— Я не дам тебе упасть.
Она может. Она может отвести взгляд, не успеть поймать. Я могу соскользнуть — и все. Или она могла сказать, что не даст мне упасть, но не всерьез. Слова ничего не стоят, я это уже поняла. Важны поступки.
Я снова качаю головой.
Алекто долго разглядывает меня. Она спрыгивает с края, и я паникую, что обидела ее, отказавшись сесть с ней, и теперь и она бросит меня. Но я едва делаю шаг вперед, она возвращается с охапкой тряпок. Она бросает их на землю и улетает снова без слов, через пару мгновений приносит еще гору ткани и бросает на первую. Фурия улетает еще раз, приземляется и складывает крылья.
Она садится перед горой и разбирает ее, вытаскивая длинные куски ткани, а я смотрю, как она умело сплетает их в толстый шнур. Я смотрю на потолок, гадаю, не сделала ли она и его.
Пока я росла на Острове, я училась управлять лодкой, вязать узлы, но не видела такие, как делала она: замысловатые, запутанные узлы. Я смотрю, как она проверяет каждый, тянет, чтобы убедиться, что они выдержат, и меня поражает, что я понимаю, что она делает.
Я приближаюсь, и она поднимает голову, издает щебет, словно ее радует мое внимание, а потом возвращается к работе. Вскоре она завязывает последний узел и встает, несет конец в глубину ниши.
В потрясенной тишине я смотрю, как она роет каменную стену, оставляя глубокую вмятину голыми руками. Гора для нее как тесто или глина, мягкая, и я понимаю, что Фурии, а не какой-то Титан создали Эребус, вырезали его из камня сами. Так они сильны. Достаточно, чтобы вырезать дыры в горе голыми руками. Конечно, Гермес не хотел помогать мне уйти от них.
Я резко вдыхаю, и Алекто поворачивается ко мне.
— Что такое?
Я лишена дара речи, слова не могут выразить, как невозможно то, что я тут и вижу это. Выразить то, как все запуталось после вчера, когда я была в спальне, нажала «да», когда стриминговый сервис спросил, смотрю ли я еще, потому что ясное дело, что еще мне делать, а теперь я вижу существо, которое до этого было словом в книге, режущее стену, с крыльями за спиной и перьями вместо волос. Словами не описать все чувства, этот ужас-разбудите меня-я хочу домой-прошу, не бейте-я хочу такую силу-я хочу-я хочу…
Я качаю головой.
Через миг Алекто поворачивается к стене и продолжает.
Вскоре она вырезала углубление, оставив ободок из камня. Там она продевает веревку, которую сделала, и завязывает несколько узлов.
Алекто вешает веревку на плечо и хитро улыбается мне. А потом проносится мимо меня, взлетает, веревка тянется за ней. Она останавливается, когда веревка кончается, а потом поворачивается, бьет крыльями и тянет за нее.
Я знаю, что она показывает. Что она сделала для меня.
Алекто летит ко мне и протягивает веревку. Я уверенно беру ее.
— Теперь не переживай. Это твое. Способ передвижения, защита от падения. Должно доставать до земли или примерно доставать. Можешь держаться за нее, или я могу обвязать тебя ею.
Я смотрю на ее подарок.
— Я буду держаться, — говорю я.
Она идёт к краю и садится. Я следую примеру.
Я не такая смелая, чтобы свесить ноги с края, но сажусь, оставаясь в паре футов от края, сгибаю ноги сбоку. Я крепко сжимаю веревку, обвив ею руку, сдавив в кулаке, костяшки белые.
— Я хочу задать вопрос, — говорит Алекто.
Я с опаской киваю.
— Как ты поцеловала его?
Вопрос удивляет меня. Я не думала, что ей есть дело до поцелуя.
Я пожимаю плечами.
— Я не знала, кем он был. Если бы я знала, что он такой гад, я бы не стала.
Алекто хитро улыбается.
— Но поцеловала. И ты не боишься его.
Я краснею.
— Боюсь. Просто… Он меня так разозлил, что я забыла, выходит?
Алекто качает головой.
— Нет. Мы чуем страх. Ты боялась нас, когда мы встретились. Но не его. В тебе нет страха к нему. Из-за поцелуя?
— Возможно, — говорю я. Я все еще думаю, что боюсь его.
— Расскажи, — говорит Алекто.
Я медлю. Теперь я смущена, ведь знаю, что он сожалеет. Это меняет поцелуй, превращает в еще одну ошибку ночи, полной ошибок. Еще одно плохое решение, которое лучше забыть.
— Я дала это тебе, — Алекто кивает на веревку в моей руке. — Сделала для тебя.
Я знаю, что она говорит. Дружба строится на историях — тайна за тайну, признание за признание, и все это сплетает невидимые нити между вами, связывая вас. Больше нитей — сильнее дружба.
Две девушки, сидящие бок о бок в лесу, где они не должны быть, но всегда оказывались.
Я целовала Али Мюррея прошлой ночью.
Да ладно. Я все гадала, станешь ли ты. Как это было?
Странно. Но, вроде, хорошо. Он хочет увидеть меня снова этой ночью.
О. Ты пойдешь?
Да.
Пауза: Вряд ли я поцелую кого-то, пока не покину Остров.