Ее темные крылья
Шрифт:
Тень смотрит на меня большими от надежды глазами. Ее взгляд движется за меня, и она вздрагивает. Я набираюсь смелости и поворачиваюсь.
Все три Фурии глядят на меня, черные глаза сверкают.
— Это из-за девочки? — спрашивает Мегера. — Той, которую ты ищешь даже сейчас. Ты была мягкой с этой тенью из-за нее? Хоть она предала тебя, ты помогла ее спутнице?
— Нет, — честно говорю я. — Бри тут ни при чем. Это правосудие. Настоящее.
— Она забрала жизнь, — Мегера сходит с горки, наши глаза на одном уровне.
Змеи вокруг ее головы движутся, языки пробуют напряжение в воздухе. Тисифона
Я словно вижу их впервые. Мегера: бледно-зеленая кожа темнеет, переходя в змей, растущих из ее скальпа, крылья насекомого сложены за ней, она скрещивает руки, глядя на меня. Тисифона: лицо отчасти скрыто капюшоном, бронзовая чешуя покрывает каждую ее часть, пыль покрывает ее ноги от приземления. Алекто с гривой перьев, которые поднимаются, когда она злится, поднятыми сейчас, ее черные, как у вороны, глаза прикованы ко мне. Их когти, их манеры. Они другие.
Но я смотрю в глаза Мегеры и говорю:
— Все не так просто. Это не было хладнокровно или в пылу, — говорю я, ощущая, что тень еще за нами. — Это было не со злости, не из мести или ревности. Это было милосердие, — Мегера молчит, и я продолжаю. — Ты спросила, какое лучше наказание, и я сказала. Если не согласна, это твой выбор. Я — не Фурия. Я не в первый раз говорю.
Долгий миг они молчат, ничего не делают. Неподвижность разносится эхом по Подземному миру вне Пританея.
— Иди, — вдруг говорит Мегера тени. — Покинь это место. Больше не попадайся нам.
Тени не нужно повторять, она спешит из Пританея.
— Что тебе наговорил Гонец? — спрашивает Мегера.
— Это не связано с ним.
— Не ври нам.
— Не врать вам? — говорю я. Я злюсь, пытаюсь совладать с пылом, но они смотрят на меня, словно я разочаровала их, когда врала не я. Не я держала их в плену, изолировала и пыталась сделать тем, кем они не являются.
Это вырывается из меня:
— Может, вам не врать мне? Как насчет этого?
Алекто шагает вперед.
— Вернемся в Эребус, — говорит она, пытаясь сохранить мир.
— Я не хочу в Эребус. Я хочу на Остров. Ведите меня к Аиду. Я хочу спросить у него, почему он отказывает моим просьбам. Потому что он всегда отказывает, да, Алекто? Когда ты просишь, он говорит «нет», верно? Из-за него я еще тут, да? Ты же не врешь мне.
— Унеси ее, — рявкает Мегера Алекто. — Мы разберемся с этим позже.
Алекто медлит, словно ждет, что я буду биться, но я хочу в Эребус. Я возьму монету, вызову Аида. Мне это надоело. Все они надоели.
— Кори? — Алекто протягивает руки, ждет разрешения.
Ее глаза большие и круглые, вопрошающие, и я киваю, позволяю ей поднять меня.
— Алекто, — говорит Мегера раньше, чем она взлетает. — Помести ее в мою нишу, не в ее.
Нет.
Алекто кивает и раскрывает крылья.
— Это было для твоего блага, — говорит Алекто, пока мы летим, несемся по воздуху так быстро, что меня тошнит. — Все, что мы делали, было ради тебя. Ты скоро поймешь. Ты одна из нас.
Я молчу, отвернув от нее лицо.
В Эребусе она опускает меня в нише Мегеры, как ей и сказали, а не в моей, и я отступаю от края. Тут нет веревки. Нет легкого спуска. Мне нужна та монета. Мне нужно к Аиду.
— Мне нужна моя пещера, — говорю я.
Алекто качает головой.
— Мне нужно, — повторяю я, впуская часть отчаяния в голос. — Человек, помнишь? Алекто? — говорю я, когда она мотает головой, не глядя на меня.
Она спрыгивает с края, тихо приземляется на пол. Я делаю два робких шага вперед, вижу, как она уходит в пещеру, которую помогла сделать, ее крылья задевают стены.
«Нет повода переживать», — говорю я себе. Я спрятала монету Аида под камнем. Если она не перевернет все камни там, она не найдет ее. Даже если найдет, это просто монета. Она могла быть отовсюду.
Я делаю еще шаг к краю, гадая, могла ли я спуститься.
Алекто выходит из пещеры и смотрит на меня.
В ее руке алый нарцисс.
— Откуда это? — спрашивает она у меня.
Блин.
24
ЦВЕТЕНИЕ
Я стою с Алекто в саду за стенами, глядя на нарциссы. Они кажутся двумя грустными тонкими рядами зелени среди пыли. Я вижу брешь на месте пропавшего, единственного, что расцвел.
Я подхожу туда, глажу сломанный стебель. Сок выделяется от моего прикосновения, течет из раны, и кончики моих пальцев покалывает.
— Что это за место? — спрашивает Алекто. Она держится у стены, делала так с нашего прибытия, ноги согнуты для быстрого побега, если нужно.
— Это сад. Мой сад, — говорю я, выпрямляясь и глядя на нее.
— Кто привел тебя сюда? Гермес?
Я медленно качаю головой.
Фурия меняется, клыки растут, перья поднимаются. Но в этот раз я не вздрагиваю.