Ее темные крылья
Шрифт:
— У тебя платье наизнанку, — сказала я, заметив ярлычок, трепещущий на ветру.
— Да? — она покраснела и нащупала его сзади. — Странно. Так чего ты хочешь?
Я не говорила об Али.
Я хотела, потому что вечером до этого он должен был прийти, пока папа с Мерри были в пабе, но не появился. Я была унижена, ведь сделала для нас пиццу — даже использовала молочный сыр на его половине, потому что он начал жаловаться, когда я использовала только свой сыр — но хуже было то, что я была в нижнем белье, которое заказала онлайн после тупой статьи
Я ничего не сказала о нем. Я спросила у Бри, не хотела ли она прогуляться на континент за покупками перед началом семестра. Я выдумала глупую историю о том, что видела онлайн. Я спросила, пойдет ли она на пляжную вечеринку Астрид той ночью. Я спросила, хотела ли она поплавать с парнями в бухте. Она отказалась от всего, сказала, что ей нужно проверить братьев, и она напишет мне позже, и я все еще не понимала.
А на следующий день Али бросил меня в бухте, Бри не отвечала на сообщения. Я поговорила с Мерри, и кроха Мик с малышком Энгусом пришли к моей двери со списком вещей — настоящим списком — которые нужно забрать у меня. А потом я вспомнила платье наизнанку, и как быстро она выгнала меня из дома.
И теперь она снова передо мной.
Я знаю, что Фурии манипулируют мной. Я знаю это.
Весь гнев к ним за ложь, гнев к Аиду, Оракулу, папе и Али, к жителям Острова. И к ней. К Бри. Все приходит ко мне. Аид касается моей руки в предупреждении, и я отдергиваю руку.
Или она разбила мое сердце?
Да.
Да, она разбила его. Она разбила меня.
Место в моей груди, откуда идет сила, наполняется ненавистью.
Я обращаюсь к Фуриям:
— Что она тут делает?
Выражение мелькает на лице Бри, и я узнаю его по последним неделям дружбы, когда я раздражала ее всем, что делала, и это распаляет мою ярость. Она имеет наглость злиться на меня, когда она была причиной всего этого.
— Ну? — я шагаю вперед, и когда она сжимается, ее наглое выражение лица трещит, что-то внутри меня радостно воет. — Почему ты в моем саду?
Она медлит.
— Я…
— Что? — я перебиваю ее. — Что ты можешь мне сказать?
Она запинается, и я ощущаю еще укол триумфа. Я хотела этого так сильно на Острове. Я хотела момент, где я раздавлю ее, заставлю отплатить. Я представляла это каждую ночь, когда ложилась спать, это была моя колыбельная.
Алекто, Тисифона и Мегера смотрят на нас с голодом.
— Мы нашли ее для тебя, — тихо говорит Мегера.
— Она ранила тебя, — говорит Тисифона.
— Ты хотела ей смерти, — говорит Алекто.
Я могла прожить тысячу жизней без Алистейра Мюррея. Я прожила половину жизни за месяцы без нее.
И я не могу простить ее за это.
— Кори… — говорит Бри.
Я качаю головой.
Фурии обступают меня, Алекто берет за руку, Тисифона — за другую, Мегера опускает голову мне на плечо, делая нас многоголовым монстром. Я все еще злюсь на их ложь и манипуляции, но, пока я смотрю на ужас Бри из-за того, что змеи трутся об меня, задевая язычками мой висок, я снова люблю Фурий, почти могу их простить. Я поворачиваюсь, целую одну из змей в нос, осмелев из-за страха Бри. Они извиваются в наслаждении, просят моих поцелуев, и я даю их.
— Ты — наша сестра, — говорит мне тихо Алекто. — Мы были там для тебя. Мы для тебя. Ты одна из нас.
— Почти, — говорит Тисифона. — Ей нужно кое-что еще сделать.
— Нужно выбрать, — говорит Мегера.
И я понимаю, почему Бри тут. Все встает на места. Вот, к чему все ведет. Я должна выбрать: я буду скучной садовницей, милой, наивной и безнадежно глупой? Или я буду как они, сильной, яростной и неприкасаемой? Я буду такой, как хочет Аид, или какой они хотят меня видеть?
«Чего ты хочешь?» — говорит что-то во мне.
Я хочу быть такой, какой была. Счастливой с моей подругой, моим парнем и моей жизнью, но этого не будет. Я не могу получить то, чего хочу, и это из-за Бри Давмуа. Она убила старую меня задолго до того, как я пожелала ей смерти.
И я не жалела. Ни тогда.
Ни сейчас.
Я целую в щеку Алекто, потом Мегеру, потом Тисифону.
— Прости, — говорит Бри, ее голос высокий, сдавленный, это согревает мои кости. — За то, что я сделала.
— Они всегда извиняются, когда пора платить, — шепчет мне Мегера, достаточно громко, чтобы слышала и Бри. — Я открою тебе тайну, сестра. Если они говорят, что им жаль, до того, как они прибыли сюда, у нас нет прав на них. Если бы она извинилась перед тобой раньше, искупила вину, ты бы сейчас ее не видела. Она была бы просто мертвой.
Я поворачиваюсь к Мегере, и она целует меня в веки по очереди. Когда она отодвигается, ее черные глаза блестят. И когда я смотрю на Бри, она визжит, вопль высокий. Я знаю, что мои тоже черные. Выбор сделан.
— Прости, — снова говорит Бри, начинает всхлипывать, хотя ее глаза сухие. — Кори, мне жаль.
— Они сожалеют, когда пора платить, — говорю я не своим голосом.
— Прошу, не надо. Прошу, — умоляет она. — Кори, прости. Мне, правда, жаль.
Она пятится, и я ощущаю, как ломаются стебли, как струну в себе. Мои растения. Она в ужасе поднимает взгляд, понимая, что сделал, но то, что она видит на моем лице, заставляет ее снова отступить, растоптать больше моих цветов, и что-то во мне ревет от ощущения, как они ломаются.