Эффект бабочки в СССР
Шрифт:
— Не успел я в "Комсомолку" устроиться — Старовойтов в командировку отправляет... — я не знал, стоит ли говорить ей всё — впервые за всё время нашего общения.
— Да? Надолго? Куда?
"Козлик" зафырчал мотором, тронулся с места, я якобы сосредоточился на дороге, беря паузу.
— Чуть ли не на всё лето, в Среднюю Азию. Там какие-то проблемы со спецкорами возникли... Странно это всё, — пока я решил ограничиться полуправдой, но от этого на душе было паскудно.
— В "Комсомолке" — проблемы со спецкорами? — удивилась она.
— Вот и я о том же.
— Ты отказался?
— Я согласился. В конце
Таисия с тревогой посмотрела на меня, покачала головой, но ничего не сказала. Ну да — у нее Олимпиада, куда ж на трибунах без биатлонистов из Мурманска! Она так или иначе сможет окончательно переехать в Минск только в конце августа — а там, даст Бог, и я вернусь.
Я отвез ее в парк Челюскинцев, и мы до одури накатались на аттракционах, целовались в самой высокой точке колеса обозрения, ели какие-то вкусности в местном кафе. Потом, уже в сумерках, Тася затащила меня на танцевальную веранду, где народ лихо отплясывал под аккомпанемент какого-то местного ВИА, который отыгрывал лютые каверы на западных и советских исполнителей — от вечной "Щизгары" до только входившей в моду "Синей песни".
Раскрасневшаяся, с шальными искрами в глазах, Тася, кажется, хотела натанцеваться на год вперед — и мне ничего не оставалось как поддержать подругу в этом деле, потому как, учитывая ее спортивную фигурку, пластику движений, яркую внешность, она быстро привлекла внимание местных завсегдатаев. Тутошние модные джентльмены разве что не облизывались, и попыток подкатить к прекрасной незнакомке не было только потому, что рядом с ней находился некий широкоплечий и почти двухметровый мужик со зверски обаятельной полесской рожей.
— Странное чувство, — проговорил я, придерживая девушку за талию и прижимая к себе.
— М? — в свете фонарей ее глаза сверкали.
— Уйти с танцплощадки и не получить по роже, — смешка сдержать не удалось.
Мы шли по аллее к выходу из парка, и впереди уже виднелась стоянка и одинокий "козлик" на ней. Вот уж воистину — счастливое время для автомобилистов! Никаких проблем с парковкой и пробками...
— Пф-ф-ф-ф, дурак, не везде же такие варвары, как в твоей ненаглядной Дубровице! Или везде? — она увидела, как из-за деревьев нам навстречу шагнули два типа в одинаковых клетчатых пиджаках, и прижалась ко мне теснее.
Я сунул руки в карманы. Что там Соломин говорил про кастеты? Мол, кончай носить, до добра тебя это не доведет... А вот были бы они сейчас у меня, я бы эх!
— Мы хотели уточнить у прекрасной дамы, — проговорил один из пиджачных джентльменов с прической как у престарелого Элвиса. — Не хочет ли она оставить этого деревенского увальня и провести время в отличной компании и в приличном месте?
— Не хочет, — сказала Тася. — Шли бы вы отсюда, мальчики?
— Дама с норовом, — сказал второй. — Мне такие нравятся.
Меня их словеса начали подбешивать с первой секунды, и потому я вынул руки из карманов и хрустнул костяшками пальцев:
— Вы не натанцевались, ребята? Или в ваших столицах считается приличным останавливать мужчину, который провожает девушку домой? В самом заштатном райцентре даже дворовые пацаны знают, что это — дурной тон. Однако если вы продолжите настаивать, я, пожалуй, разобью кому-нибудь из вас нос.
— Ты это! — храбрился "Элвис". —
— Поаккуратней? — я почесал не зажившую бровь. — Ну, вот смотрите: даже в случае, если вы меня завалите, отделаю я вас знатно, это как пить дать. И с дамой этой вам ничего не светит — она моя невеста, а к тому же — спортсменка, и если и не отобьет вам причиндалы, то сбежать всяко сумеет — в сторону ближайшего телефона-автомата, чтоб милицию вызвать. И стоит того это ваше внезапно проснувшееся либидо?
— Какое еще либидо? — удивился второй. — Нет у меня никакого либидо!
Тася не выдержала и расхохоталась, а потом сказала:
— Всё, мальчики, приятного вечера! — ухватила меня под локоток и потащила к машине. — Слыхал, Гера, тут, в столицах у мужчин проблемы с либидо...
— Соответственно — агрессия к случайным людям как способ гиперкомпенсации, — поддержал я. — Ребята фрустрировали-фрустрировали, да не выфрустрировали...
— Выфру... Фру-фру... — в нее явно попала смешинка, и Таисия хихикала до слез, сбрасывая напряжение.
Уже когда мы ехали в гостиницу, она спросила:
— Как думаешь, в Дубровице тебе всё-таки пришлось бы драться?
— Не-а. В Дубровице парочки не трогают. Дождутся, пока парень подругу до подъезда доведет, поцелует и отпустит, и только потом наваляют припозднившемуся романтику по самое не балуйся.
— А...
— А Тимоха с товарищами в тот раз пьяные были. Там вообще Лапа во всем виноват оказался, помнишь? Нормальные парни они, Сапун вон сейчас в Федерации дворового бокса себе дело подходящее нашел, оказалось — организатор от Бога, столько всего на нем держится...
Мы ехали по ночному Минску, и я снова поймал себя на мысли, что такой город — без бесконечной рекламы, режущего глаза неона и уродливых построек из пластика, стекла и металла — мне нравится гораздо больше. В свое время я с привычной провинциальной манерой вождения даже не рискнул бы сунуться в мегаполис на автомобиле, а здесь — машин на квадратный километр немногим больше, чем в Дубровице.
Ирония: мои современники из будущего так привыкли жаловаться на жизнь, что не заметили, как на парковках у многоэтажек перестало хватать места на личные автомобили. Бензин дорогой, говорят! Себе, мол, машину заправь, жене — заправь, тёще — заправь! Дорого, однако! Еще бы не дорого... Не знаю, кажется, если измерять в граммах счастья на человека, то здесь, в этом махровом брежневском "застое" счастливых людей больше. Несмотря на дефицит, отсутствие автомобилей, поездок в Таиланд и Египет и необходимость штопать носки. С чем это связано — сказать сложно. То ли пресловутая уверенность в завтрашнем дне, то ли — чувство причастности к некоему общему, правильному делу...
Знаю точно — пока в моем детстве, году этак в девяносто пятом, не появились чипсы — я был вполне счастлив и без них. А как только попробовал — сразу же стал периодически канючить у родителей — купите мне с паприкой! Так вот — тут люди радовались жареной картошке, а не чипсам. И это мне было как-то по душе. Однако такая простота порождала и беззащитность: буквально через лет пять-десять советское общество окажется в роли этого самого ребенка перед прилавком с чипсами. Гадость — но так хочется... И начнёт канючить, и счастье от этого стремительно начнет пропадать. И что с этим делать?