Эффект Фостера
Шрифт:
Отец трепетно сжимал плечи рыжей собаки динго, успокаивая ее, на меня он даже не смотрел. Кожа на моем лице горела, я коснулась пальцами щеки, а затем осмотрела их.
Кровь. Она исцарапала все мое лицо.
Мои волосы были растрепаны, торчали во все стороны, и несколько клочков лежали на полу.
Ведь очевидно, что жертва я. Почему он успокаивает ее?
– Никакого выпускного у тебя не будет. Ты возвращаешься домой и просидишь все лето за учебниками. А еще, мне кажется, тебя пора показать врачу, твои вспышки гнева беспокоят меня.
Я задохнулась. Почему это меня нужно показать врачу?
– Покажи врачу эту психичку! Она накинулась на меня, исцарапала мое лицо, а сейчас делает вид, что это я монстр. Она манипулирует тобой, и она просто…
– Замолчи! Я видел достаточно и не могу поверить, что моя дочь дошла до такого. Избить человека… Пейсли беременна, что если ребенок пострадает?
Четверых.
Четверых.
Четверых.
– Что? – не веря, переспросила я. – У вас будет ребенок?
А вот теперь мой мозг, наконец, обрушил это на меня. Мою грудь сжимало прямо как в тот день, когда я едва не утонула. Я не могла сделать вдоха, мои руки затряслись, все перед глазами расплывалось. По моим щекам покатились слезы и царапины, оставленные когтистыми лапами Пейсли, защипало.
– Нет, – тихо сказала я.
Отец тем временем прошел в гардеробную и взглянул на манекен и плохо спрятанную швейную машинку. Его глаза потемнели от ярости и разочарования. Он не проронил больше ни слова, молча вывел Пейсли из моей комнаты. Дверь закрылась, а я обессилено опустилась на кровать. Через пять минут послышался щелчок замка, а это значит, что меня заперли в собственной комнате.
Я подбежала к двери и начала дергать за ручку.
– Черт! – закричала я, со всей силы ударяя по двери. Руку пронзила острая боль. – Открой дверь! Я никогда тебя не прощу, слышишь? Никогда!
Мне никто не отвечал.
Он бросил меня.
Он поверил Пейсли.
У них будет ребенок.
Я была в отчаянии. Моя мама умерла при родах из-за него, она собиралась родить ему наследника. И что сделал он? Заменил ее этой гиеной?
Паника накрывала меня, и только мне удавалось не задохнуться от переполняющих меня эмоций, как я снова тонула.
– Боже, я одна, я совсем одна, – шептала я, размазывая тушь по лицу.
У них будет новый ребенок, он выдрессирует его, как полагается, не допустит больше таких ошибок, которые допустил в моем воспитании. Наследник встанет во главе компании.
Мне бы радоваться, но я и здесь проиграла. Когда родится ребенок меня просто попрут из этого дома, ведь я больше не нужна. Все, как и говорила Пейсли. Я одна, у меня никого не осталось, кроме…
Джефри.
Мне нужен Джефри.
Я написала ему короткое смс, что скоро буду и что нуждаюсь в нем, как никогда прежде, и подошла к окну.
Давай, Барбара. Всего лишь второй этаж.
Глава 42
Барбара
Я вломилась в комнату Джефри, словно ураган, едва не срывая дверь с петель. Он сидел за столом, что-то печатая в своем ноутбуке, но услышав шум, обернулся. Его глаза в удивлении заскользили по мне, и с каждой секундой удивление таяло, уступая место беспокойству.
Да, я выглядела ужасно. Мой спортивный костюм был порван, серая ткань испачкана. От укладки ничего не осталось, исцарапанное лицо опухло от слез, косметика была размазана.
– Что произошло? – Он запнулся, в десятый раз спрашивая меня, когда мы сели друг напротив друга на его кровати. В его глазах горела ярость. – Назови мне имя.
Я вздохнула и покачала головой.
– Я сама, – ответила я. – Выпрыгнула из окна, потому что отец запер меня в комнате. – Я рассказала ему все: о Пейсли, о платье, об отце и о беременности. Джефри был мрачнее тучи, и я понимала почему. Эти проблемы он просто не мог решить, в отличие от сломанных ребер Данкрафта, который теоретически мог меня обидеть.
После моего долгого монолога в красках, он ушел в свою ванную, а вышел оттуда со смоченным теплой водой полотенцем. Он сел напротив меня и аккуратно обхватил мой подбородок пальцами. Теплое полотенце коснулось моей щеки. Я закрыла глаза. Нежными, почти призрачными касаниями он стирал засохшие следы крови и остатки косметики с моего лица.
Он молчал, я тоже молчала, чтобы не мешать ему. Да я и не посмела бы мешать. Джефри был единственным человеком в этом мире, который дарил мне эту заботу и нежность, у меня больше никого не было. Он единственный свет во тьме, мой маяк в ночи и буре.
– Я выгляжу ужасно, – прошептала я, нервно сглатывая.
Он долго молчал, и я забеспокоилась и хотела уже открыть глаза, как почувствовала легкое прикосновение к моему рту. Сладкие губы Джефри завладели моими, затягивая в трепетный поцелуй. Его язык двигался так осторожно, словно он опасался сломать меня, но он не знал, что я уже была сломлена, а он помогал мне прийти в себя, помогал поверить мне, что в этом мире есть и достойные люди.
Он отстранился. Я чувствовала на губах его вкус, на щеках его теплое чистое дыхание. Мое сердце больше не вытанцовывало пируэты рядом с ним, но и не было безразличным, как с Мейсоном, потому что… потому что Джефри мой маяк.
– Ты выглядишь лучше всех, Барби, поверь мне. Девушки красивее тебя не существует, – низким голосом ответил он.
Я медленно открыла глаза, а он продолжил очищать мое лицо. Его рука переместилась на мою шею, чтобы он мог привести в порядок мой подбородок.
Когда это произошло? Когда прозвище «Барби» произносимое этим бархатным тембром стало вызывать во мне не ярость и желание убивать, а покой и нестерпимую потребность целовать его до потери пульса.
– Нет, Джефри Фостер, не говори этого, – заворчала я, заглядывая в его глаза, сверкающие от благоговения.