Эффект котика
Шрифт:
– В светлом тоже, – не обидевшись, подтвердил тот. – Это мама настояла, чтобы я пошел в психотерапию, а я всегда мечтал о фигурном катании.
– Ты конченый человек, – задумчиво сказал Ашер. – У тебя никогда не будет женщины.
– Знаю, – хмуро отозвался Тайн, вылавливая из своего бокала оливку пальцами и рассматривая ее, как нечто диковинное. – Я зарабатываю две тысячи баксов в час и живу зря. После моей смерти наш род прервется.
Про себя Ашер считал, что это хорошо, потому что, по его мнению,
– Все тлен, – пафосно заключил Тайн тоном, каким обычно изрекают великую мудрость.
Ашер согласно кивнул. Не то чтобы ему особенно нравился Несправедливость, но иногда тот говорил дельные вещи.
Гарст, правда, этого мнения не разделял:
– Тлен? Мужик, какого черта? Ты же мозгоправ, разве ты не должен говорить людям, что всегда есть надежда?
– Нет никакой надежды. Мы рождаемся, чтобы умереть, – Тайн допил все, что было у него в бокале, и потянулся к своей бутылке. На донышке оставалось немного мартини.
– И твои пациенты не послали тебя на фиг после такого? – с сомнением прищурился Гарст, баюкая стакан с пивом.
– Я мизантроп, а не идиот, – мрачно ответил ему Тайн. – Своим пациентам я говорю другое.
– Что жизнь стоит того, чтобы бороться? – неодобрительно скривился Ашер.
– Чтобы они завели котика, чаще занимались сексом и регулярно приходили ко мне на прием. Хотя на самом деле хватило бы котика и секса.
– Вот ты зачем пошел в герои? – меланхолично спросил Гарст, баюкая очередное пиво и явно понемногу проникаясь идеей того, что «все тлен».
И хотя обычно у Ашера любая меланхолия вызывала желание немедленно дать в морду, в тот момент он был изрядно пьян и решил не вставать с мерно покачивающегося стула.
Ашер напивался нечасто, но знал, что, если мебель под тобой внезапно начинает покачиваться, лучше сделать вид, что ничего не происходит – в лучшем случае это просто землетрясение, и тогда ты умрешь как идиот не вставая со стула, а в худшем тебе это просто кажется, и тогда ты потеряешь работу и попадешь в грязные лапы психолохов.
– Мне не хватало возможности делать людям больно, – ответил Гарсту Тайн.
– Ты мозгоправ, – мрачно изрек Ашер. – Такие, как ты, постоянно делают людям больно. Иногда даже ломают судьбы.
Ашер был в этом уверен.
– Я говорил про иного рода боль, – пояснил Тайн. – В моей жизни остро недоставало незамутненного и аморального физического насилия.
– То есть ты стал героем, чтобы бить людей? – в голосе Гарста слышалось отчетливое, хоть и изрядно пьяное неодобрение.
– Причина не хуже других. Мне необходимо где-то выплескивать негатив и сублимировать нерастраченное сексуальное желание.
– А трахаться не пробовал?
– У меня
– Мужик, – запротестовал Гарст. – Я думаю, тебе нужно просто найти к ней подход.
– Тебе еще раз показать ее фотографию?
Ашер вспомнил, как выглядела мама Несправедливости, и передернулся. Он, разумеется, разного навидался на службе, но даже у его нервов был предел. Особенно после контузии.
– Не надо фотографии! – поспешно заверил Тайна Гарст. – Давай лучше посмотрим на положительную сторону вещей.
– Нет никакой положительной стороны, – вмешался Ашер, который к тому моменту напился как раз достаточно, чтобы начать философствовать. – Ее придумывают слабые люди, не готовые посмотреть в глаза истинной бездне порока вокруг нас.
– Знаешь, – задумчиво сказал ему Тайн. – Иногда ты полный поэт.
– А ты несправедливость, – не остался в долгу Ашер. – Но я же не говорю об этом вслух.
– А он полный облом, – Тайн ткнул в Гарста пальцем. – И что мы будем по этому поводу делать?
– Выпьем?
Несмотря на не слишком высокий уровень интеллекта, а во многом и благодаря ему, у Нагаша было множество положительных качеств: как, например то, что он не был ни подлецом, ни трусом, а являлся в противовес этому оптимистом. Он, как мы помним, нашел для себя положительные стороны отлета с Богами, и потому даже не пытался сбежать. Он вернулся в свою личную маленькую котопещеру, тщательно привел себя в порядок, аккуратно сложил свои нехитрые сокровища у стены – впоследствии личные подстилка, клубок и тапок Нагаша должны были отойти другим котоутам – и отправился к месту общего сбора стаи.
Гедо, Корус и остальные уже ждали его там.
– Ты проиграл мне клубок, – увидев Нагаша, радостно сказал Корус своему вождю. – Я же говорил, что ему не хватит мозгов попытаться бежать.
– Я просто не могу в это поверить, – ответил Гедо. – Все пытались. Все.
– Пап! Дядя Корус! А за мной от самой пещеры шли наши самые сильные охотники. Это так здорово, что ты назначил мне почетное сопровождение! Я чувствую себя особенным, спасибо, пап.
– Думаешь, он издевается? – спросил Гедо у Коруса.
– Твой сын? Вряд ли.
– Он и твой племянник тоже.
– Я стараюсь не вспоминать об этом. Мы, вождь, счастливее, когда наша память умеет отпускать болезненные воспоминания.
Что тебе нужно знать, дорогой читатель, Нагаш в принципе никогда не издевался, он просто был на это не способен. В самом крайнем случае он еще мог ударить лапой или покогтить чужую шкуру, но издевки просто не существовали в его мире.
И в его последующем вопросе не было абсолютно никакого второго дна: