Эффект Нобеля
Шрифт:
Они еще полчаса потрещали о том, о сем, пока Альфия не зевнула:
– Еще заказывать будете?
– Да харэ уже, напился, наелся, пора и в постельку.
Официантки улыбнулись краешком рта, Альфия упрыгала к бару, вернулась со счетом.
«В три раза дороже, чем у нас. – подумал Стас, вложив в папку сотню сверху. – Главное, с кем мне сегодня повезет – с молоденькой козочкой или опытной козой?»
ГЛАВА VII
Взрыв
Гольц всплеснула.
– Но под эту теорию можно подвести все сексуальные меньшинства.
– Вы сами это сказали. Вообще, объединение по половым отклонениям изначально нежизнеспособно.
– Перейдем к менее глобальным темам. Почему наш регион привлекателен для инвесторов? За счет чего удалось снизить налоги, в том числе и для бизнеса?
– Предприниматель сам выбирает, на что пойдут его налоги…
– Каким образом? – живо перебила Вера. – Если деньги идут в пенсионный фонд, как они могут пойти куда-то еще?
– Конечно, зарплатными налогами и НДС мы варьировать не можем. Остается только налог на прибыль, который предприниматели и так платят очень неохотно. Но в нашем случае, бизнесмен сам определяет, на что направить деньги: интернаты, приюты для бездомных животных, содержание тюрьмы, где на сегодняшний день сидит от силы пяток человек… или другое. Тем самым повышается понимание важности уплаты налогов, сопричастность с социально-важными программами. Добавьте сюда полный контроль над расходованием средств и абсолютную прозрачность этого процесса. В общем и целом, если не воровать, городу удается неплохо зарабатывать, несмотря на то, что большая часть доходов уходит на федеральный уровень.
– А как вы считаете, тендеры, растянутые по времени, это благо или нет? Может, стоит довериться единому подрядчику, а потом, если что, спросить по всей строгости?
– Конечно, благо. Если конкуренты видят, что выигравшим подрядчиком потрачено гораздо больше средств, нежели требуется, а их фирма могла бы сделать аналогичную работу за меньшую сумму с тем же качеством, то… Они подает заявку на проведение данного вида работ с обоснованием стоимости. Городская комиссия решает выгоднее ли она, чем заявка существующего подрядчика, и, соответственно, заключает новый контракт. Плюс, текущий подрядчик может улучшить существующие условия – конкуренция в действии. И все на общественном контроле. Не забывайте о том, что взамен выполнения бизнесом социальных обязательств, город предоставляет существенные выгоды – порядок, прогнозируемость будущего. А главное, безопасность – преступность на нуле, за исключением редких эксцессов с поправкой на курортность. Быть порядочным выгодно.
– Получается, вы, опять же, воссоздали Советский Союз в миниатюре? Не лучше ли было бы создать нечто новое, а не возвращаться к старому?
– Я же только что объяснял. – Лугинин развел руками. – Мы и создали нечто новое на базе хорошо известного. Семьдесят лет истории куда денем? Выбросим на свалку? На мой взгляд, мы должны взять самое лучшее, что было у нас в разные эпохи, плюс лучший мировой опыт. И в результате такого симбиоза родится нечто новое, выдающееся, лучшее. И, по-моему, у городского начальства это неплохо получается. «Азов-Сити» никто не хотел строить – дешевле обходились подпольные казино в столице. Как только рядом появился богатый город, быстренько отстроился. Богатый, в первую очередь, как сумма богатств каждого горожанина. Мы уже начинаем конкурировать с Москвой, краснодарцы в шутку и всерьез предлагают перенос столицы края в Калтыг. Именно это «власть» не может мне простить, а не мое якобы криминальное прошлое. Оно у всех было такое. У всех, кто разбогател в девяностые, от этого никуда не денешься, с этим приходится жить всю оставшуюся. Кто-то ищет и находит оправдания, но… в отличие от назначенных олигархов, мне нечего возвращать народу – я у него не отнимал ни недр, ни заводов. Мне, конечно, хотелось тогда, чего греха таить, владеть нефтяными, газовыми месторождениями, на худой конец, металлургическими или угольными. Но не дали, не пустили, поделили среди своих. Вы знаете, я разбогател на поставках и переработке леса. Но я не вырубил тайгу, и там, по-прежнему, непролазные чащи, а не зияющие пустыни. Но это никого не волнует. Моя спонсорская помощь родному НИИ, а точнее одному отделу, в котором я раньше работал, привела к тому, что меня нарекли «мистером Зло». А ребята совершили настоящий прорыв! Занимаясь чисто экологической проблемой – восстановлением озонового слоя, фактически создали климатическое оружие. Сегодня повсеместно запрещенное, но доказать применение на практике бесконечно трудно. Пока американцы застраивали гектары Аляски антеннами, мы обходились одной-двумя с тем же эффектом. И для нас это была наука чистой воды! Но военные рассудили по-другому. Козлом отпущения сделали меня. Теперь вы-журналисты в каждом наводнении и землетрясении видите следствия применения этого оружия. Задним умом понимаю, есть изобретения, которые лучше не изобретать, открытия, которые лучше не делать, но мы были молоды. В нас бурлил энтузиазм, азарт, творческий зуд. Мы не могли и не хотели останавливаться. Не знаю, нанес ли я больший вред стране, миру, чем мои соседи по списку «Форбс», но вся моя оставшаяся жизнь – это некое замаливание грехов. Именно так я к ней отношусь…
Лугинин опустил глаза, тяжело вздохнул, шершавые пальцы подобрали подбородок.
– Все бизнесмены со временем замаливают грехи: кто-то строит храмы, кто-то учреждает Нобелевскую премию, а я тщу себя надеждой, что построил город-Солнце. Не по томазо-компанелловски, по-своему… Но что-то я с вами разоткровенничался. Мне это несвойственно.
Гольц почувствовала уходящий кураж собеседника, и дабы не допустить переменила тему:
– Кстати, а как вы определяете силу или слабость власти?
– Косвенным образом. По количеству астрологов, экстрасенсов, гадалок и тому подобному на душу населения. Чем их больше, тем власть слабее и наоборот. В Калтыге этот показатель на минимуме. А может, все дело в том, что у нас легко распознаются настоящие и «игрушечные», те, которым лишь бы срубить бабки? Ведь они подпадают под статью о мошенничестве.
– Но у нас даже в милиции работает экстрасенс.
– Если он – настоящий, грех не использовать дар в мирных целях. Но, боюсь, работы у него, как и у всей милиции, практически нет. Вообще, нагнетание страстей или успокоение – прерогатива вашего брата-журналиста. Именно вы в погоне за сенсацией на телевидении, радио, печати, Интернете создаете атмосферу непрекращающихся катастроф и катаклизмов. Если сегодня упал самолет, значит, вы по всему миру в течение недели расскажете о последнем «кукурузнике», разбившемся в Андах. Взорвутся газовые баллоны – всю неделю будут репортажи о пожарах, вплоть до возгорания шалаша в Нигере, пока не появится другая сенсация.
– Вот и шпилька в наш адрес. – Вера улыбнулась. – Однако, хотелось спросить вас вот о чем: вы, наверное, единственный миллиардер в мире, которого любит народ, но недолюбливают, такие же богачи, как вы. Как так получается?
– Наверное, я просто кое-что сделал для народа в ущерб себе и таким же, как я.
– А почему у вас получилось удачно реформировать власть, пусть и в отдельно взятом городе, а у государства в целом не получается?
– Две причины. «Они» знают «что» нужно делать, это все знают, но не знают «как». Вторая – изменение статус-кво угрожает их бизнес-интересам.
– Думаю, скорее, второе…
– Презумпцию невиновности никто не отменял, так что давайте оставим и первую возможность. Хотя, честно говоря, не знаю, что лучше – быть некомпетентным дураком или зарвавшимся вором. В любом случае, даже если пытаются решить какие-то проблемы, «они» либо ограничиваются косметическими мерами, либо борются со следствием. А я всегда боролся с причиной.
Михаил Иванович с силой нажал на стол открытой ладонью.
– А почему вы больше не женитесь? Вы же такой завидный жених. Та трагедия с вашей дочерью…
Лугинин нахмурился.
– Я не люблю об этом говорить. О личной жизни не распространяюсь.
Засигналил телефон по внутренней связи. Миллиардер с готовностью нажал спикерфон:
– Да!
– Михал Иваныч, привезли саженцы сакуры. Вы хотели посмотреть…
– Я немножко занят, Потапыч, начинай без меня. Позже, присоединюсь. – Указательный палец дал «отбой».
– Не буду вас сильно задерживать. – Журналистка сделала вид, словно засобиралась восвояси. – Напоследок, хотелось бы спросить, что главное в вашей жизни?
– Бог. Творец.
У Веры отвисла челюсть, еле собралась.
– Вы ходите в Церковь?
– Нет. Бог и Церковь – это две разные… – Лугинин пытался подобрать слово. – Можно даже сказать, что я верю в Бога, но не верю Церкви.
– А если я не верю в Бога?
– Значит, в вашей жизни нет главного.
Гольц задумалась, поставила точку, собрала листы.
– Вам прислать интервью на правку?
– Не надо. Печатайте, как сочтете нужным. Напишете что-нибудь лишнее – будет повод вас засудить.