Эффект пустоты
Шрифт:
28
ШЭЙ
— Есть кое-что еще, о чем я тебе не говорила. Об этом действительно тяжело рассказывать, а тебе еще тяжелее будет услышать. — Я сглатываю. — Мы здесь сейчас не одни.
Кай быстро оглядывается, словно кто-то проник в домик, а он и не заметил.
— Нет, не в этом смысле. Ты их не сможешь видеть.
— Но ты можешь? — У Кая на лице такое выражение, словно он готов меня выслушать, но в глубине души считает, что я ненормальная.
— Да. Видеть и слышать тоже. Помнишь, ты спросил, откуда я знаю, что военные привезли собак? Она пошла и подслушала их разговор, и передала мне, о чем они говорили.
— Она?
— Она. Без нее я погибла бы. Она спасла мне жизнь; заставила пригнуться, когда они в меня стреляли. Мне… мне так трудно тебе говорить об этом, Кай. Это твоя сестра.
Он отшатывается.
— Что?
— Она здесь, прямо сейчас. Сидит рядом с тобой на скамье.
Кай поворачивается и смотрит на Келли. Но что он способен увидеть? Ничего.
— Это не смешно.
— Нет, но это правда.
— Лиззи говорила, что выжившие умеют разговаривать с мертвыми. Ты говоришь, что призрак Келисты, — он содрогается, — находится здесь, прямо сейчас?
— Да.
— Нет. Ты зашла слишком далеко. Что с тобой? — Он злится. Вскакивает, идет к двери, словно больше не хочет находиться рядом со мной.
— Но, Кай…
— Нет. Я не хочу этого слышать. У тебя какая-то болезненная потребность привлекать к себе внимание или нечто в этом роде. Все это выдумки. Должно быть.
— Не выдумки, клянусь! — «Келли, помоги мне!» «Как?»
«Расскажи мне что-нибудь, чего я не могу знать».
Кай уже возле самой двери.
«У меня был игрушечный медвежонок из стекла, мой любимый».
— Она говорит, что у нее был стеклянный медвежонок, ее любимая игрушка.
Он останавливается, поворачивается, лицо потрясенное.
— Он разбился. Упал со столика и разбился.
«Неважно».
— Она говорит, что это неважно.
— Келиста? Ты действительно здесь? — Он обводит взглядом помещение, будто сможет увидеть ее, если постарается.
«Я действительно здесь».
— Она здесь.
Кай качает головой:
— Нет, нет, это слишком. Это не может быть правдой.
Он ошеломлен, и я, не подумав, прикасаюсь к его разуму, чтобы успокоить его…
— Нет! Держись подальше от моих мыслей, Шэй. Я предупреждал тебя. — Речь его становится отрывистой, становится различим немецкий акцент, в обычных условиях почти неуловимый.
— Прости, — шепчу я.
«Расскажи ему, как я ходила на его футбольные матчи и держала книжку на коленях. Расскажи! И про то, что в его комнате под потолком висят модели байков. Что он сам их делал».
Я повторяю все, что сказала Келли.
— Про все это я тебе рассказывал! — зло бросает Кай. — Когда ты расспрашивала меня о сестре, то специально запоминала подробности, чтобы сейчас повторять?
Отступаю на шаг, словно он ударил меня. Трясу головой.
— Нет. Конечно нет! И ты никогда не рассказывал мне о своей комнате.
— Тогда я сам спрошу у нее кое-что. — Скрестив руки на груди, он оборачивается. — Что я подарил ей на последний день рождения? Я опоздал со своим подарком и отдал его Келисте как раз перед самым их с мамой отъездом, незадолго до ее исчезновения. Никто его не видел; она оставила подарок в комнате, когда уехала с мамой. Чтобы сохранить его в целости, сказала она.
— Келли, что это такое?
«Я не помню!»
«Что?»
«После всего, что со мной случилось, меня подводит память».
«Постарайся, Келли!»
«Я не знаю».
— Она говорит, что не помнит, что ее теперь подводит память.
— Ну да. Конечно.
Кай снова направляется к двери; на его лице злость, на моем — слезы.
Как он может не верить мне?
Потому что не хочет. Он не хочет верить, что его сестра умерла.
«Подожди! Кажется, я знаю. Это был серебряный дельфин? Ожерелье?»
— Келли говорит, серебряный дельфин. На ожерелье.
Он оборачивается; теперь и у него на лице слезы, и он их не прячет.
— Келиста? — шепчет Кай, и она бросается к брату, обнимает своими темными призрачными руками.
— Она здесь, она сейчас с тобой, — говорю я, беру его за руки и завожу их вокруг Келли, хотя у меня и разрывается сердце. Я понимаю, какая это мука для него — принять такую правду. Сумеет ли он оправиться от нее в будущем? Надеюсь, что да.
Закрываю от Келли свои мысли. Есть ли вещи, про которые я должна сказать Каю, чтобы секретов между нами больше не было? Что Келли — моя единокровная сестра. Что у нас с ней один отец — человек, которого он презирает.
Нет. Каю не нужно про это знать. Мама уехала до моего рождения, чтобы уберечь меня от отца; она говорила, что почувствовала в нем что-то нехорошее. Ее мнение совпадает с выводами Кая, а я доверяю их суждениям. Ни по каким общепринятым меркам его нельзя назвать моим настоящим отцом.
Хотя в день нашей встречи я почувствовала в нем что-то такое…
В Эдинбурге. Мы встретились в Эдинбурге, в университете. Изо всех сил стараюсь сохранить спокойствие на лице, когда ко мне неожиданно приходит осознание: абердинский грипп поразил весь тот район Эдинбурга.