Егерь: Назад в СССР 3
Шрифт:
Холодный ветер бесцеремонно залезал под плащ. На контрасте Владимир Вениаминович вспомнил жаркую Индию, грязные пыльные улицы многолюдных городов и вздохнул. Осенью ему особенно хотелось тепла и уюта, неторопливой дружеской беседы.
Дождавшись перерыва в потоке машин, Беглов быстрым шагом пересёк улицу и вошёл в арку. Пожилая дворничиха в замызганном белом фартуке сметала опавшие листья, царапая асфальт жёсткой метлой.
— Разрешите? — глубоким басом спросил Владимир Вениаминович.
— Пожалуйста, батюшка! —
«Батюшка», — хмыкнул Владимир Вениаминович, входя в подъезд. — «Побриться, что ли?»
Он задумчиво запустил пятерню в курчавую бороду.
Владимир Вениаминович не спеша поднялся по широкой лестнице и позвонил в квартиру генерал-лейтенанта Вотинова.
— Здравствуй, Жора! — улыбнулся он, увидев, что генерал сам открыл дверь.
— Проходи!
Генерал махнул гостю рукой.
— Сейчас я закуску сделаю.
— Возьми!
Владимир Вениаминович расстегнул портфель и достал оттуда баночку крабов.
— А твои где?
— Лиза в институте, а Галину вызвали на работу — у них там подготовка к годовщине Октябрьской революции.
— Значит, мы сегодня вдвоём? Это хорошо, — одобрительно улыбнулся Беглов. — Разговор серьёзный.
— Ну, тогда достань там из шкафа бутылочку — ты знаешь, где.
— Обижаешь, Жора! У меня всё с собой.
Владимир Вениаминович прошёл в кабинет. Вытащил из портфеля бутылку коньяка и поставил её на стол. Сам портфель небрежно бросил в угол дивана. Достал из шкафа два коньячных бокала, поставил на равном расстоянии от бутылки и пару секунд любовался получившимся натюрмортом.
Георгий Петрович внёс большую тарелку с сыром и колбасой, блюдце с лимоном и баночку молотого кофе.
— Ты есть хочешь, Володя? У нас щи остались — пальчики оближешь! Разогреть?
— Позже, — отмахнулся Владимир Вениаминович. — Давай за встречу!
Они выпили коньяка.
Беглов подцепил толстыми пальцами ломтик душистого сыра, а Георгий Петрович по привычке посыпал молотым кофе лимонную дольку. Глядя на него, Владимир Вениаминович поморщился, рот наполнился слюной.
— Бросал бы ты эту привычку, — посоветовал он другу. — Ведь угробишь желудок.
— А, отстань! — отмахнулся генерал и потянул из кармана пачку папирос. — Рассказывай, зачем пришёл.
Владимир Вениаминович поставил бокал на стол.
— Думаю, пришло время плотнее поработать с Андреем Ивановичем. Надо детально прояснить обстановку и составить подробный план действий.
— Думаешь, он готов? — усомнился Георгий Петрович.
— Думаю — да, — твёрдо ответил Владимир Вениаминович.
Глава 10
В начале ноября по Черёмуховке расползлись странные слухи.
Наташка Жмакова остановилась у калитки и закричала:
— Баб Таня! Баб Таня!
Облачка пара вылетали из Наташкиного
Найда выскочила из будки и залилась громким лаем, неистово гремя цепью.
Татьяна Семёновна выпрямилась, кое-как опираясь на чурбак — щепала лучину для растопки — и подслеповато всмотрелась в машущую руками фигуру.
— Наташка? Чего орёшь, как заполошная?
— Баб Таня, десяток яичек есть? Пироги печь буду к празднику.
— Да не кричи ты, всю улицу переполошишь! Забыла, что ли, где калитка? Зайди во двор!
— Я твою Найду боюсь! Она кидается!
Найда, и впрямь, рвалась с цепи. Ошейник так перехватывал шею собаки, что та хрипела вперемешку с лаем.
— А ты меньше ори, собака и кидаться не будет.
Наташка, опасливо обежав стороной лающую собаку, забежала во двор. Петух, который тоскливо бродил по грядкам, разгребая лапами первый снег, увидел гостью и оживился. Он встопорщил гребень, зашаркал ногой и воинственно кукарекнул, пробуя голос.
— Остынь, проклятый! — прикрикнула на него хозяйка.
— Сил нет, — пожаловалась она гостье на петуха. — Кидается ирод, и всё тут.
— А ты петуха в суп пусти, — посоветовала Наташка. — Соседа своего, егеря попроси — он его мигом тюкнет! А супу соседу нальёшь — так ещё и дорожку тебе от снега расчистит.
— Нельзя петуха в суп, — с сожалением сказала баба Таня. — Куры нестись не будут. Чего тебе? Яичков?
— Ага! Дай десяток яичек, баб Таня! А я тебе баночку майонеза. Вчера в магазине завоз был — выкинули к празднику. Хорошо, Лидка вовремя предупредила. По две баночки в руки только давали. Так я и Петьку своего притащила в магазин, и детей — чтобы к празднику закупиться.
— Манез? — переспросила баба Таня. — А на кой он мне?
— Как на кой? — удивилась Наташка. — Хошь — в салат добавляй, или в суп. А хошь — на хлеб мажь!
— Да ну, — отмахнулась баба Таня. — Баловство! Давай-ка знаешь, что? Я тебе яичков дам, а ты Петьку своего попроси мне двор почистить.
— Это запросто! — обрадовалась Наташка. — Сегодня вечером и отправлю его — нечего на диване валяться! А то придёт с работы, ляжет пузом кверху и смотрит телевизор, как городской! Я, говорит, устал и имею право! Это где видано такое?
— Ну, пошли в дом, — сказала баба Таня. — Яички-то там!
Шаркая подшитыми резиной валенками, она побрела к дому. Поднялась на крыльцо, опять запнувшись о проклятую доску. Вот дырявая голова! Сколько раз себе говорила — попроси Фёдора Игнатьевича прибить доску!
— Наташка! Петька твой доску приколотить может?
— Конечно! — удивилась Наташка. — Он же мужик!
— Попроси — пусть прибьёт мне эту половицу на крыльце! А то запнусь и гробанусь насмерть!
Баба Таня с усилием отворила забухшую от мороза дверь. Дверь недовольно скрипнула, задевая порог.