Его Искушение

Гур Анна

Приподнимает бровь. Мое время истекло. А выслушивать истерики Иван не будет. Не в его характере. Резкий. Грубый. Решительный. Режет правдой, вырывает слезы безысходности и смотрит на меня не мигая. Будто сожрать хочет.

— Твой ответ, Аврора.

Ссаживает меня с себя. Встает из кресла. Поправляет пиджак. Весь идеальный. Ухоженный. И я рядом с ним зареванная, с опухшим лицом кажусь потерянной.

Смотрит с высоты своего роста, чуть склонив голову к плечу. Он оставляет решение за мной, готовый принять любой мой ответ. Чувствую

в нем это. У него нет жалости. Она атрофировалась. В его мире жестокости этому чувству нет места, и если я сейчас откажусь, он не обернется, когда оголодавшие волки нападут, чтобы задрать жертву.

Из глаз градом катятся слезы. Переходящим трофеем из рук одного мафиози к другому я, определенно, не буду.

Опять смотрю в сторону ножа. А будет ли им нужна изуродованная кукла?!

Перехватывает мой взгляд.

— Не поможет. Порезы на твоем теле только привлекут моего партнера, поверь, такие игры в его вкусе.

Меня трясет, запоздалая тошнота подкатывает к горлу, наверное, есть жирную пищу после голодовки было опрометчивым решением.

Иван дает мне еще секунду, чувствую, что сейчас повернется и направится к двери.

Делает шаг в сторону, скорее всего, уже обходит мою бьющуюся в ознобе фигурку, а я вцепляюсь в манжет его пиджака.

Больше его в моей жизни не будет и именно эта странная мысль, а не страх перед неизвестным, заставляет меня непослушными губами шепнуть едва слышно:

— Тебя… я выбираю тебя…

Глава 24

Иван Кровавый

— Тебя… я выбираю тебя…

Ее тихий голос наполнен безысходностью. Улавливаю, как обрывается ее дыхание, как делает тяжелый вдох.

Когда смотрю в глаза ее насыщенные, с расширенным зрачком, реагирую, потому что она влечет, искушает и сама же заводится.

Между мной и этой куколкой искрит так, что можно рождественскую елку врубать без подзарядки.

Гордая. Подбородок вскидывает. В глаза смотрит и я в ней отчаянность чую. Готовность идти до конца.

Тигрица. Сексуальная. Раскованная. Злится. Не хочет уступать, но приходится. Коли башка есть, решение тоже придет правильное, и куколка не разочаровывает.

— Собирайся. Монгол, которому ты подправила физиономию, отвезет тебя. Заберешь вещички и переедешь. С сегодняшнего дня ты живешь со мной.

Открывает рот, хочет что-то сказать. Зеленющие глаза метают молнии.

Строптивая девочка. Норовистая. Этим и цепляет. Нежная, но характер есть. И меня это подкупает, прельщает. Нравится, как губы язычком облизывает.

Я бы опять ее здесь разложил, но время не терпит.

— Так сразу… Дай мне немного времени. Я же сказала, что согласна.

Хитрая зараза. Писец. Ей, видать, кажется, что она мне еще и одолжение делает. Глупышка.

— Я не бросаю слов на ветер. Аврора. И послаблений от меня не жди.

Не солгал ни единым словом. Мне чужда жалость.

И все же именно сейчас я совершаю невозможное. Иду на определенный шаг. Даю шанс куколке.

Да. Жестко. Но. Слабаков проворачивает в жерновах и выплевывает кровавым сгустком. И если девчонка слаба, ну что же…

— Хорошо…

Опять тихий вздох, а меня что-то внутри царапает непонятное. Не раздумываю особо, тащу девчонку за шею, упирается, а я сминаю ее губы. Черт. Опять ее запах бьет под дых. Отцепляю от себя куколку, не смотрю на нее. Разворачиваюсь и выхожу. У меня проблем сейчас вагон. Не до прелестей, которые я вскоре опять вкушу.

Оставляю тяжело дышащую девочку за спиной, думаю о делах.

Терки с Серебряковым из-за телки внесли определенный клин в наши дела.

Никогда еще я не ставил под удар бизнес, а Сашка не последний перс в раскладе. Вечная борьба за власть. Мать ее. В этом адовом мире нужно бежать, чтобы сохранять свои позиции.

Выхожу из своего ресторана, сажусь в тачку, откидываюсь на удобное сиденье, беру планшет и просматриваю информацию. Я веду не только теневой бизнес, есть вполне себе и легальные отросли.

И все должно быть на четком контроле.

Только вот мысли опять соскальзывают к золотоволосой куколке. С ее неиспорченностью, я, может, прижал куклу к стенке чуть сильнее, чем нужно, только вот пришлось основательно донести мысль, насколько она вляпалась.

Внутренний голос скрипит предупреждением и вопросом свербит в висках, а не потопил ли я девочку еще сильнее?!

Аврора перед глазами и брусника, что цвела у болота, контраст красоты и уродства…Тонкие ветви, которые я выдрал, цепляясь за жизнь, и отправил на дно.

И опять в воспоминаниях топь, где я чуть не сдох. Много раз подыхал, но первый основательно запомнился, а куколка чем-то неумолимо напоминает то деревце, которое я обкорнал, перебил все ветви в благодарность за свое спасение.

Отбрасываю планшет. Чертов психопат. Всегда был злым. Лютым. Бешеным. По-другому не смог бы. Мое дело пороть и вспарывать. Прогибать и пробивать. Потому что другого выбора никогда не было.

Либо ты, либо тебя.

С того самого сучьего дня, когда за решетку загремел на родине своей молодой пацан, которого быстро научила жизнь не подставлять свою спину никому.

Любой пырнет тогда, когда не ждешь.

Не верить. Не просить. Не доверять.

Купола не сразу появились. Заслуживать пришлось. Рвать. Кромсать. В крови полоскать тех, кто на меня шел.

А шли много. Поначалу в лазарете валялся. С пробитым боком. Всем нассать было, выживет зек или подохнет.

Минимум лекарств, никакого оборудования. Сам выкарабкался. Сам выжил и руку санитару сломал. За дело. За то, с каким наслаждением он вогнал мне иглу под кровящий бок.

Чертовы садисты, их везде полно, сам стал лучшим в искусстве пыток. Всему пришлось научиться пацану зеленому, брошенному на съедение волкам.