Его любимая девочка
Шрифт:
– Извини… - прижимается Алиса губами к моей оголенной шее в районе края волос, по-своему расценив мое молчание.
– Не отвечай, если не хочется.
– Хочется, - говорю хрипло и прокашливаюсь. Шумно выдыхаю, подбирая слова, но выдаю все равно сутью в лоб. Чего тут подберёшь… - Мама заболела, когда меня пригласили в команду юниоров. Я не поехал на сборы. Страшно было ее оставлять. На лекарства уходило очень много. У отца были сплошные кредиты перед инвесторами и кризис с падением рубля. Была жесть. А потом, когда мама «ушла», стало ещё хуже… Сил собрать себя у меня не было. Если бы не тренер и не бабки
– Арс…
Услышав слёзы в интонации Алисы дергаюсь и, разогнав себя болезненными воспоминаниями, резко разворачиваюсь.
– Не надо меня жалеть!
– рявкаю агрессивно.
Истерично дышу. Будто в солнечное сплетение ударили. Это похоже на паническую атаку. А! Как затормозить то? Не хочу ссориться! Не хочу ее обижать!
Алиса испуганно отшатывается и накрывает дрожащими пальцами губы.
– Я… Я и не собиралась, - отвечает дрожащим и растерянным голосом. Несколько секунд молчит, а потом все-таки шепчет… - Я будто представила. Мне было жалко ее. Твою маму. Просто потому, что она сейчас не может увидеть, какой ты замечательный. Какой красивый, щедрый, справедливый. Она бы гордилась…
Мужики ведь не плачут да?
Меня трясёт.
А если очень хочется? Горло сводит, слёзы подкатывают к глазам, но текут не по моим щекам, а по щекам Алисы.
Она, как ребёнок, не скрывает их, размазывая по щекам.
– Ну что ты, детка… Красивая моя, не надо. Я же взрослый мальчик.
Меня накрывает каким-то раньше незнакомым мне чувством, как лавиной. Оно не подходит ни под одно слово, которое я знаю, чтобы описать. Дрожь на кончиках пальцев. Ощущение боли, от того, что она чувствует мою боль. Желание забрать себе это чувство назад и никогда не рассказывать! Сожаление, за то, что напугал, за каждую слезу. И готовность сделать все невозможное, чтобы Алиса сейчас улыбалась.
Сжимаю ее в объятиях и зацеловываю заплаканное лицо.
– Прости, - смущается и всхлипывает Алиса.
– Я не хотела. Оно само так вышло.
«Ну что, Величко, ты хотел глубоко?» - усмехаюсь я мысленно сам над собой.
– «Вот это нырнули! Да? Не захлебнись!»
А главное, глубина на столько правильная, что всплывать не хочется.
– Знаешь, о чем жалею я?
– говорю, взяв лицо Алисы в ладони.
– О чем?
– хмурится с недоверием во взгляде.
– Что не могу вас познакомить, - добиваю я этот разговор своей искренностью.
– Хотя… Почему не могу?
От пришедшей в голову мысли, я ловлю порцию оглушающего восторга и волнения. Никогда так не делал. И вообще не уверен, что ещё хоть раз сделаю, но с Алисой хочу.
– Ты о чем?
– интересуется Алиса.
– Ты мне доверяешь?
– Спрашиваю с напором.
– Допустим…
– Тогда поехали, - беру ее за руку и тяну к выходу из гаража.
– Стой, - упирается Алиса.
– А договоры?
– Мы все успеем, - обещаю ей.
– Это будет идеальное место.
– Так, что это за место?
– строго спрашивает она и тормозит, цепляясь рукой за дверь.
–
– Только обещай без левых мыслей и нагнетания, - прошу, примерно представляя, что в этой ситуации можно накрутить в девичьей голове.
– Посмотрим, - уклончиво отвечает Алиса, но головой кивает.
– Это мой дом…
Глава 33. Маки.
Арсений
Мне интересно наблюдать за Алисой. Она входит в мой дом, как кошка в новую квартиру. Сначала ступает первая лапка, потом - нос, затем - следующая лапа. Принюхивается, ведёт головой, осматриваясь с рассеянной, неуверенной улыбкой.
– Давай куртку, - протягиваю руку.
Стягивая с рукавов, подаёт.
– У тебя очень красиво, - оживает Алиса, наконец.
– Так и не скажешь, что здесь двое мужчин живет.
– Это мама, - провожу пальцами по рельефной штукатурке.
– Весь дизайн дома - ее. Она была художницей. Пошли, покажу кое-что…
Беру Алису за руку и веду через коридор к лестнице наверх.
– На первом этаже ничего интересного нет. Кухня, кладовки, спортзал и гостиная. На втором - спальни…
– Хм… - хмурится моя девочка и напрягается.
– В спальни мы не пойдём, - обещаю ей.
– Хочу тебя с мамой познакомить, - улыбаюсь.
Поднимаемся по лестнице, и вдруг на самой верхней ступеньке Алиса замирает.
– Пойдём, - тяну ее, - не бойся.
– А вдруг я ей не понравлюсь, - вдруг на полном серьезе выдаёт Алиса.
– Алис… - хмурясь, хочу сказать, что это глупость, и ну совсем не смешно. Но заглянув ей в глаза, понимаю, что не шутит.
– Понравишься, - обещаю, сжимая ее пальцы крепче.
– Мама всегда и во всем меня поддерживала. Даже если я ошибался…
Мягкие ковры глушат наши шаги. Открываю мастерскую и пропускаю Алису вперёд. Слежу взглядом, как она обходит комнату, осторожно скользя пальцами по пустым мольбертам, поправляет кисти в стаканах и останавливается возле большой картины в подрамнике, стоящей на полу.
У меня перехватывает горло и начинает кружится голова. Сознание раздваивается. Мне кажется, что маковое поле на картине начинает светиться мягким золотым светом. Нет, это, конечно, блик от окна, но все же…
– Мне кажется она не закончена, - вдруг говорит Алиса.
– Не хватает дождя. И вот здесь, - показывает ладошкой на угол картины со сгустившимися тучами, - должно проглядывать солнце…
Бух! Бух! Бух!
Прикладываю руку к груди и съезжаю по дверном косяку вниз на корточки. Во рту пересыхает. ТАК НЕ БЫВАЕТ!
Но и знать Алиса не могла…
– Арс?
– оборачивается она.
– Господи, что случилось?
– кидается ко мне и оседает рядом.
– Тебе плохо? Обморок, тошнит? Если так тяжело, то давай просто выйдем!
Мотаю головой, беря ее лицо в ладони. Целую в лоб. Застывает.
– Ты меня пугаешь…
– Это ты меня пугаешь, - усмехаюсь и, выдохнув, объясняю, - Мама не успела дорисовать эту картину, но я знаю, что на ней должно быть. Мы в Крыму отдыхали. Я мелкий ещё был. Машина заглохла прямо возле поля макового. Пока отец под капотом ковырялся, мы с мамой гуляли. Алис, - хрипнет мой голос.
– Там действительно дождь шёл и солнце светило… Все, как ты показала.