Его уже не ждали
Шрифт:
— А ты, если не секрет, прибыл из России? — тихо спросил Остап.
— Нет. Из Мюнхена. Хочу попытаться через Львов наладить тайную доставку в Россию газеты «Искра» и других запрещенных изданий нашей партии, которые мы пока вынуждены печатать за границей.
— «Искры»? — Лицо Мартынчука озарилось доброй улыбкой, и вокруг глаз, как лучи, собрались морщинки. — Так, может, ты и самого Ленина знаешь?
— Знаю.
— Ов-ва! Наверно, человек он очень ученый? Га?
— По уму и труду Ленин — титан! Роста он невысокого, лоб у него громадный, глаза очень живые, с золотым огоньком и смешинкой.
— У него много детей?
— Своих пока нет.
Помолчали.
— А ты женился? Есть дети? — спросил Мартынчук, избегая смотреть в глаза Гаю. Он словно опасался прочесть во взгляде друга немое осуждение.
«Женился? Есть дети?» Этот естественный вопрос по-чему-то заставил Гая вздрогнуть, как от удара, и он с укором глянул на старика, мысленно говоря: «Дорогой мой человек, разве ты не знаешь, что есть люди, которые лишь раз в жизни могут полюбить? И полюбить так, что даже сама смерть немощна перед силой этих чувств, как бессилен снег перед горячими весенними лучами солнца. В лишениях, в опасностях неравной и жестокой борьбы Анна незримо всегда была со мной. И когда в нескончаемые зимние тюремные ночи немели от холода не только тело, а даже кости, мне казалось, глазами Анны в мрачный каземат заглядывал долгожданный рассвет, теплом ее улыбки сквозь толщу глухих каменных стен пробивались золотые лучи солнца…»
Тяжело вздохнув, Гай медленно выпрямился.
— На каком кладбище похоронили мою жену?
Остап Мартынчук удивленно уставился на Гая.
— Вы покажете могилы дорогих мне людей?
— Какие?
— Моей жены Анны и ее матери.
Остап посмотрел на Гая удивленно, почти испуганно.
— Разве они умерли?
Теперь уже Гай недоуменно посмотрел на старика. Затем он достал портмоне и извлек оттуда пожелтевшее от времени письмо, положил его перед Остапом Мартынчуком.
— Это я получил в варшавской цитадели вскоре после того, как меня арестовали, — сказал Гай. — Вот, читайте.
Остап Мартынчук надел очки, взял письмо. Почерк ему сразу показался знакомым. Так, так, это, кажется, рука покойной хозяйки меблированных комнат, пани Гжибовской.
«Вельмишановный пан Ясинский! — писала Гжибовская. — Я с прискорбием должна сообщить о трагической смерти Вашей супруги пани Анны и ее матери пани Барбары Дембовской. Это случилось на второй день после того, как Вас арестовали и увезли. Полицейский комиссар, зарегистрировавший трагический случай (отравление газом), произвел опись имущества Вашей семьи. Драгоценностей и денег не оказалось. После погребения Вашей жены и тещи их имущество было продано с аукциона. Я удержала только сумму, истраченную на похороны. Остальные деньги, как мне предложили нотариус и полицейский комиссар, передаю в полицейское управление для пересылки Вам. Тереза Гжибовская».
Мартынчука бросило в жар от этой подлости. Как омерзительную жабу, брезгливо кинул он на стол исписанный извилистым почерком листок. Сняв очки, он сперва молча раздумывал: «Откуда могла придти в голову этой холере Гжибовской такая злая фантазия? Для чего?»
И вдруг громко возмутился:
— Брехня!
— Вы о чем?
— Ех, голубь мой, — покачал головой Мартынчук. — Так в этой паскудной
— Ничего не понимаю…
— Эге ж! — развел руками старик. — Пани Анна и ее мать живы.
«Анна жива!» — Гай сперва похолодел, а потом, охваченный радостью, засыпал Остапа Мартынчука вопросами:
— Она здесь, во Львове? Вы с ней видитесь? Она бывает у вас? Вы знаете ее адрес?
Мартынчук оторопел, растерялся, но вместе с тем он понимал, что медлить нельзя, надо сказать… Но как? Вот так сразу — нельзя… Нужно подготовить…
Гай уловил замешательство старика.
— Да вы, дорогой Остап, не мучайте меня… Говорите скорее…
Смущенный Мартынчук прятал свой взгляд, словно был виноват в том, что произошло.
— Все равно тебе надо узнать, — как бы стряхнув с себя что-то, прямо посмотрел в глаза Гаю. — Пани Анна вышла замуж…
Гай оцепенел: «Анна — замужем?..»
Он тяжело перевел дух и, потирая рукой лоб, подумал: «В этом, собственно, нет ничего удивительного. Узнав из газет, что меня казнили… Анна молодая женщина… Да и прошло столько лет разлуки…»
Только тот, кто сильно любил и терял любимого человека, может понять, как тяжело было Гаю сладить с собой после жестокого известия. Спазма сдавила горло.
Переборов себя, Гай спросил:
— Давно?..
— И нескольких дней не прошло после того, как тебя арестовали…
Стряхнув через несколько секунд оцепенение, Гай вдруг расхохотался. Ему как-то сразу стало легко, будто с этим смехом вся его боль выплеснулась из сердца.
— Не нужно так зло шутить! А я ведь поверил…
Но Остапу Мартынчуку было не до шуток. Ему стало жаль Гая. Однако рассказать нужно все, ничего не скрывая.
Не умея лгать и притворяться, он начистоту выложил все как было. Мирося в костеле Марии Снежной увидела перед алтарем Анну, которая венчалась с молодым и, видно, очень богатым шляхтичем. Сперва Мирося так и обомлела. Потом подумала, что это ей померещилось, что это просто какое-то дьявольское наваждение. Мирося, как и полагается в таких случаях, осенила себя крестным знаменем.
Не помогло. Тогда она бросилась домой за Остапом. И тут, впервые за всю их жизнь, он чуть не ударил жену, так оскорбили его злые слова, какие она обрушила на пани Анну. Тогда Мирося силком потащила его в костел. Когда они добежали, у паперти толпились любопытные, глазея на красавицу невесту в очень дорогом белом подвенечном наряде. То была пани Анна. Ее повел к карете незнакомый Остапу чернявый шляхтич.
Глава четвертая
СМУТНАЯ НАДЕЖДА
С какой бы радостью Гай ухватился за мысль, что Анна и ее мать живы! Он допускал, что кто-то мог принудить Гжибовскую написать письмо. Но чтобы его Анна с кем-то обвенчалась? Нелепость! Гаем овладели горечь и недоумение: почему Мартынчуковой, этой безусловно правдивой и доброй женщине, могло такое придти в голову? И Остап хорош! Спутать Анну с кем-то…
Гай усилием воли заставил себя подчиниться Остапу Мартынчуку. Да, Гай пойдет в костел Марии Снежной, где он якобы собственными глазами увидит запись, свидетельствующую о том, что Анну надо искать среди живых.