Его жажда
Шрифт:
— Господи, Марс… — дышала она, закрыв глаза от удовольствия. — Это так… глубоко…
— Хочу еще глубже, — отвечал я прямо в губы и надавливал сверху на бедра. Чтобы погрузиться в это тело больше и сильнее. Ощутить предел, из-за которого Кэм начинает дрожать и впиваться в мои плечи коготками.
— Нет…
Она упиралась в меня руками и делала движения в собственном ритме. Приподнималась и опять опускалась. Позволяла члену тереть ее изнутри, давить на клитор, изматывать. Дарить ту самую сладкую боль, от которой так хочется стонать, прикусывать губу.
— Я не понимаю, что творю, — задыхалась
— И от чего же ты пьяна?
— Пьяна тобой, ублюдок.
— Да… — улыбался я, убирая с лица ее мокрые от пота пряди. — А я — тобой. Неужели так сложно было сказать это себе раньше?
— Прости, что все разрушила. Он заставил меня. Это все он — мой муж.
— Не называй его мужем. Это просто ошибка.
— Вся моя жизнь без тебя — сплошная ошибка, — говорила Кэм, когда не целовала мои губы. Не пыталась укусить за ухо, поставить засос на моей соленой шее. — Как хорошо… — Ее движения становились жестче, быстрее. Крошка прыгала на мне, как горная коза. Приподнималась и опять надевалась на член, получая истинное наслаждение от каждой секунды этого акта. — Мне только с тобой было так хорошо. И сейчас… Сейчас мне с тобой еще лучше, Марс. Я хочу, чтобы это продолжалось. Хочу, чтобы ты был во мне, а я — на тебе.
— Я всегда понимал, что он заставил тебя это сделать. Шериф забил тебе голову и запугал.
— Я боялась ему перечить. Была слишком слаба. Как и сейчас. Мне очень стыдно за себя.
— Со мной, малышка, можешь быть всегда слаба. Возле меня ты можешь жить как вздумается. Только забудь о нем. И всем том, что было раньше. Я готов тебя простить, если больше не услышу имя "Джош".
— К черту Джоша, — бросила Кэм и резко взвинтила темп. Стала ерзать по члену, словно танцовщица на пилоне. Только вместо холодного шеста — горячий член. И не снаружи, а внутри. Он заставляет ее задыхаться, целовать меня так же жарко, как я целую ее. А у самой уже ноги дрожат от желания кончить.
Член погружался до упора, я чувствовал, как она течет по мне и рада спонтанному сексу после вискаря. Может, для Камиллы это была лишь терапия. Может, так она решила сдаться и выпустить пар. Освободила голову от данных обещаний и окунулась в желание трахаться, как раньше. Ведь если есть мужик с эрегированным хером, то ты не можешь думать о чем-либо другом, кроме как о сексе с ним.
Не можешь выбросить из головы ту твердость, то тепло и несгибаемость мужского тела. Неспособна выбросить из мыслей фантазии — в них ты трогаешь руками член, надрачиваешь, смотришь на него и лижешь краешком языка. А может, даже берешь его в рот. Сначала головку, затем до середины — позволяешь проникать партнеру до самого горла. Пусть даже это пугает, вызывает слезы и желание остановиться.
Если ему нравится, то оно того стоит. Ведь когда он горит внутри, то секс будет жарким. Член будет твердым и толстым. А сердце его хозяина — ненасытным. Он будет трахать тебя, пока не кончит. Пока не изольется спермой, сжимая твои волосы в кулак от сильных чувств. От прилива радости, счастья, удовлетворенности твоим нежным телом.
Я смотрел ей прямо в глаза.
Прижимал Камиллу к себе и не давал оторваться от губ, хотел целовать ее без остановки. И без остановки входить в
— Я никогда его не любила. Тосковала по тебе.
— Ты не представляешь, как скучал по тебе я, малыш.
Мы сплетали пальцы и дышали в унисон. Она двигалась грациозно, ритмично. Как умелая наездница. Пускай и не делала этого очень давно, но я пробудил в Камилле ту девчонку, с которой трахнулся впервые. Ту зловредную сводную сестру, которую не смог забыть. Я пронес это чувство через боль, через страдания. Оно спасло меня от разрушения. Мне просто было, за что бороться, ради чего жить.
Это была жажда. Неистовая жажда снова это сделать. Ощутить ее как часть себя и наградить чем-то более ценным, чем просто похоть или твердый член бандита. Это были чувства, которые я не испытывал больше ни с кем в этом мире. Только с ней, только с Камиллой. И боюсь, что это не вылечить.
— О! — содрогалась она в нахлынувшем оргазме. — Марс, о боже…
Ее трясло в агонии, как в самые лучшие времена. Мы снова были вместе и кончали в такт дыханию друг друга. Она звонко кричала, я делал это безмолвно — только впившись ртом в ее грудь. Девичье тело дрожало от экстаза, а соски стали твердыми, как и мое желание оставить ее здесь, возле себя.
Я держал эту девчонку на себе и не давал ей слезть. Все наслаждался ее запахом, ее ароматом. Нюхал, как пахнет вспотевшая кожа. Пробовал ее на вкус, как редкий десерт, привезенный из далеких стран. Я так долго к нему шел — и вот на языке знакомый вкус. В ноздрях знакомый запах. Мне не мерещится — она смотрит на меня томным взглядом и… довольно улыбается.
Немного пьяная. Немного сумасшедшая. Слегка отбитая от жизни. Но моя. Это точно была моя Кэм. Именно та, которую оставил на воле. А сам ушел, чтобы вернуться сильным.
— Тебе понравилось? — рассматривал я ее глаза. Такие глубокие, пронзительные. Красивые. Всегда любил в них смотреть, смущая хозяйку. — Не мог уже терпеть. Ты просто сводишь меня с ума. Я слетел с катушек, как только взял тебя на руки. Это сильнее меня. Хочу тебя трахать постоянно. Каждый день. И так остаток жизни.
— Думаешь, нам еще много отведено?
— Тебе виднее. Ты же видишь будущее? Не так ли?
Я никогда не сомневался в ее даре. Может, Камилла не всегда умело пользовалась им. Но то, что он у нее есть — это факт. Надо только раскрыть эти способности. Не задавливать их, не винить ее в проблемах. А дать нормально разобраться в себе.
— Мне стыдно рассказать, что я видела про нас с тобой.
Она улыбалась. Сидела полуголая на мне. Смотрела в глаза и гладила меня по волосам. Улыбалась.
— То есть…
— Одна пошлятина.
— Пошлятина? — переспросил я со смешком. — Выходит, сбылось.
— Почти. Я не так все видела. Но знала… Знала, что это произойдет. Но может быть и так, что я сама этого хотела. Потому и думала. Потому и видела во сне нас вместе.
— Ты просто видела мой сон. У меня таких много, малая. — Я едва коснулся ее губ. Они были сухими. Пересохли из-за напряжения. Надо еще выпить. И пойти на танцы. — Хочешь, мы пойдем и потанцуем?