Его зовут Ангел

Милтон Анна

– Ты что, с ума сошла?
– ужасается она.
– Ты каталась под дождем? Совсем не думаешь?!

Я ничего ей не говорю. Пусть покричит.

– Хочешь заболеть?
– мама у меня много злится, хотя внешне она красивая, с длинными светлыми волосами, голубыми глазами и стройной фигурой. Но красивые люди, как я понимаю, часто бывают злыми.
– Только попробуй, в школу все равно ходить будешь!

Я киваю и иду в свою комнату, а они с папой возвращаются к спору.

Глава третья

Утро вторника такое же, как утро понедельника… как утро любого дня. Оно ужасное и никем нелюбимое.

Прямо как я.

Я так же встаю с мыслью об убийстве будильника, затем одеваюсь и иду в ванную, а когда выхожу оттуда, то слышу в квартире тишину. В холодильнике так же нет еды, и я делаю себе бутерброды, только на этот вместо батона черный хлеб, и к маслу добавляю клубничное варенье.

И я иду в школу десять минут.

Первый урок физкультура. У меня от нее пожизненное освобождение из-за порока сердца. Доктор говорит, что мне нужно заниматься лечебной физкультурой и соблюдать специальную диету, но ни того ни другого я не делаю. Порок сердца - это классно и ужасно одновременно. Классно потому, что если бы я ходила на физкультуру, то точно бы не отличалась за особые успехи по этому предмету. А ужас в том, что иногда у меня бывают сильные сердечные боли. Я могу проснуться ночью, и иногда боли вызывают у меня слезы.

Я захожу в школу и сразу иду в спортзал, не заходя по пути в раздевалку. Там мне делать нечего. Урок должен начаться уже через минуту. Я здороваюсь с учителем физкультуры - Борисом Владимировичем - и сажусь в самый конец зала на скамейку. Чтобы не было скучно, достаю телефон и наушники (сегодня я их взять не забыла) и включаю музыку. Когда знакомые аккорды заполняют собой все пространство, и я перестаю слышать смешивающиеся в один неясный гул голоса одноклассников, все становится проще.

В спортзал заходят последние ученики, и Борис Владимирович встает перед ними, начиная что-то говорить. Когда одноклассники начинают бегать по спортзалу, я вижу новенького и все свое внимание переключаю на него. Я перестаю слышать музыку в наушниках и наблюдаю, как Ангел (все-таки нелепо произносить его имя, хоть и в мыслях) идет к учителю физкультуры. Он что-то протягивает Борису Владимировичу, а затем они начинают говорить о чем-то. На нем школьная форма: черные брюки и темно-красная рубашка, рукава которой собраны гармошкой на локтевых сгибах. Я выключаю музыку, но все равно не могу ничего услышать. Когда небольшая беседа новенького и физрука заканчивается, Ангел поворачивает голову в мою сторону и… улыбается. Да-да. Он улыбается. Мне.

Я представляю, как со стороны выглядит мое лицо, и тут же отворачиваюсь. Жар подступает к щекам, и я начинаю нервно теребить горлышко своего черного свитера. Еще одна причина, по которой мне нравится черный цвет - он стройнит.

Я старательно разглядываю рисунок скорпиона на своем рюкзаке, всем своим видом стараясь не показывать, что волнуюсь. А отчего, сама не понимаю. Я снимаю песню с паузы и пытаюсь раствориться в словах и мелодии. Моя голова опущено так низко, что подбородок касается груди. Так сидеть намного лучше и приятнее. Я не вижу мир, он не видит меня, и все прекрасно.

Как только мне удается немного успокоиться, я чувствую, как кто-то садится рядом.

Никто и никогда добровольно не подсядет ко мне. Потому что я изгой. Потому что я чудовище для всех, и чуть ли не каждому в этой школе хорошо известно, что я чокнутая, сбрендившая, сумасшедшая…

Я застываю. Мои пальцы правой руки впиваются в собачку молнии, которую я тереблю уже минуту. Я перестаю дышать, и, кажется, даже сердце останавливается на мгновение. Планета перестает вращаться. Мир переворачивается, и я оказываюсь в какой-то

параллельной вселенной, в другой реальности, где ко мне может кто-то спокойно подсесть и заговорить, где я нормальная для всех.

Я боюсь поднять голову и посмотреть, кто сидит сейчас рядом. Я боюсь понять, что это очередной прикол моих одноклассников. Я боюсь снова потерпеть крах и опозориться перед всеми. Я боюсь всего этого, хотя могу дать отпор. Я уже делала это, но ничем хорошим мои «выходки» не заканчивались. Никогда.

Когда я вижу перед собой чью-то мелькающую ладонь, то вздрагиваю. Моя голова непроизвольно поднимается, и я не могу остановить себя. Я смотрю налево и вижу улыбающееся лицо новенького. Я вижу его шрам. Вблизи он еще больше и сильнее бросается в глаза.

Губы Ангела движутся, он что-то говорит мне. Но я не слышу его, так как в наушниках долбит музыка, и я совершенно растеряна и обескуражена происходящим, поэтому не могу додуматься до того, что ее нужно выключить.

Что этому новенькому нужно от меня? Все-таки решил поиздеваться? Но его улыбка выглядит дружелюбной, да и глаза вроде не искрят желанием напакостить мне или как-то обидеть. Если все это точно мне не видится, не является плодом моего расстроенного и взыгравшегося воображения, тогда… тогда я ничего не понимаю.

Я, не сводя глаз с Ангела, ставлю музыку на паузу, и в ушах начинает звенеть.

– Ты слышишь меня?
– обращается ко мне новенький.

– Я… угму, - мямлю я и мгновенно вспыхиваю.

Да что за чертовщина творится!

Я резким движением выдергиваю из ушей наушники и растерянно смотрю на Ангела.

– Хорошо, - улыбается он.
– А-то я думал, что не смогу достучаться до тебя.

И он смеется. Легко, воздушно. И я снова не слышу ни намека на то, что он делает это специально, что все подстроено. Мне хочется прямо спросить у него, зачем он подсел ко мне, зачем заговорил, но я сдерживаю себя, понимая, что это будет грубо с моей стороны. Пока, на самом деле, рано делать выводе о новеньком. Ведь он еще ничего плохого мне не сделал. И что странно, мне хочется, чтобы он и в будущем не стал издеваться надо мной. Не то, что бы я хочу видеть в его лице своего друга. О друзьях не может быть и речи! У меня никогда их не было и никогда не будет. Это мой крест - всю жизнь быть одной. Такова расплата за то, кто я есть.

– Не занимаешься?
– обыденным голосом спрашивает Ангел.

Я удивленно открываю рот, мои глаза округляются, и я кратко смотрю в сторону своих одноклассников, которые продолжают наматывать круги по спортзалу. Затем я снова поворачиваюсь к новенькому и хмурюсь. Он все-таки серьезно? Он хоть сам понимает, как себя подставляет, сейчас сидя и разговаривая здесь, со мной, перед всеми?! Он либо глупец, либо…

– Э-э-эй!
– протягивает новенький и снова машет рукой, привлекая к себе мое внимание.
– И все-таки я склоняюсь к той мысли, что ты летаешь в облаках, - он произносит это не грубо, а мягко. Эта шутка не обижает меня, а наоборот, производит противоположный эффект. Я чувствую странное тепло и покалывание в груди.

– Я здесь, - хрипло произношу я и ужасаюсь тому, как звучит мой голос.

О, это просто кошмар.

Я разучилась разговаривать с кем-то, кроме своих родителей. И сейчас новенький ставит меня в затруднительное положение. Ему что, за весь вчерашний день так и не стало ясно, кем я являюсь?

– Так ты не ходишь на физкультуру?
– спрашивает Ангел.

Я прямо смотрю на него, думая о своем. Другой бы на его место давно решил, что я слабоумная, но новенький продолжает терпеливо ждать от меня ответа.