Эхо в Крови (Эхо прошлого) - 2
Шрифт:
Тут он слегка переместился в седле, наслаждаясь ощущением новенького красной шерсти мундира на плечах, аккуратностью волос, собранных на шее в косичку, жесткостью кожи на кантах высокого, подпирающего горло воротника и легкостью собственного офицерского горжета, этого крошечного серебряного воспоминания о старинных римских доспехах.
Формы он не надевал уже почти два месяца - но, даже промокший под дождем до нитки, свое к ней возвращение ощущал, как некий славный апофеоз.
Рядом с ними скакала рота легкой кавалерии; он услышал крик их офицера и увидел, как они выдвинулись вперед и свернули к дальней рощице. Неужели что-то заметили?
Но нет. Огромное облако черных дроздов взметнулось над рощей, галдя так неистово, что многие лошади иcпугалиcь и занервничали.
Тем временем конные солдаты методично опустошали рощу, с саблями наголо лавируя между деревьев и срубая ветви - но только для вида. Если раньше кто там и прятался, так они давно ушли - и кавалеристы, подстегивая друг друга бравыми выкриками и лихим свистом, поскакали обратно, дабы вновь присоединиться к наступающим.
Он снова расслабился в седле и выпустил крепко сжатую рукоять своего эспонтона.
Нет, американцев в поле зрения не было - да и не могло быть.
В своем "разведывательном" путешествии он видел и слышал достаточно, и знал, что лишь настоящие Континенталы сражаются организованным порядком. Он видел учения милиции на сельских площадях, делил кров и пищу с мужчинами, принадлежавших к таким ополченцам. Никто из них не был солдатом; он наблюдал за ними в учебных группах - они были забавны, неуклюжи, едва умели ходить строем, не говоря уж о гусином шаге - зато почти все были искусными охотниками, и он повидал слишком многих, бивших диких гусей и индеек с одного выстрела, влёт, чтобы разделять общее презрение к ним большинства британских солдат.
Нет - уж если бы американцы оказались поблизости, первым предупреждением стали бы его люди, безмолвно падающие замертво.
Он дал знак Перкинсу, чтобы тот передал унтерам приказ - держать людей начеку, оружие заряженным и изготовленным к бою. Увидел, как дернул плечом капрал, получив распоряжение - кажется, посчитал это прямым оскорблением.
Тем не менее приказ он исполнил, и чувство напряженной неловкости Уильяма понемногу отпустило.
Его мысли вернулись к недавней поездке; он обдумывал, когда - и где - сможет теперь встретиться с капитаном Ричардсоном, чтобы доложить ему о результатах разведки.
Большую часть наблюдений он затвердил наизусть, а в дороге записывал только то, что должен был, и что было закодировано в маленьком томике Нового Завета, который дала ему с собой бабушка. Книга все еще лежала в кармане гражданского сюртука, оставленного им на Стейтен-Айленде. Теперь, когда он благополучно вернулся в лоно армии, возможно, ему придется изложить свои замечания в соответствующих отчетах?
Он мог бы...
Что-то подняло его в стременах, как раз вовремя, чтобы уловить вспышки и треск мушкетных выстрелов из лесочка слева.
"Держись!"- закричал он, заметив, что его люди начинают опускать оружие. "Ждать!"
Отсюда было слишком далеко, а прямо перед ними, ближе к лесу, расположилась еще одна колонна пехотинцев.
Они качнулись в ружейном порядке - и выпустили по лесу залп; первый ряд припал на колено, и второй выстрелил поверх их голов.
Из леса раздался ответный огонь; он увидел, как один или два человека упали, кто-то в шеренге зашатался, но линия снова сомкнулась.
Еще два залпа, вспышки ответного огня, уже разрозненные - краем глаза он заметил движение и, повернувшись в седле, обнаружил целую партию лесорубов-вудсменов в охотничьих рубашках, бегущих с противоположной стороны рощицы. В роте перед ним их заметили тоже.
Команда сержанта - и, примкнув штыки, они ринулись вслед за ними, хотя Уильяму было ясно, что им никогда не догнать убегающих вудсменов.
Подобные стычки случались постоянно, в течении всего дня, по мере того, как армия продвигалась вперед.
Павших подбирали и перевозили в тыл - но их было немного.
В какой-то момент один из бойцов роты Уильяма был обстрелян - и он почувствовал себя кем-то богоподобным, почти божественным, когда отдал приказ атаковать - и они хлынули в лес, как поток гневных шершней, со штыками наперевес, и даже убили одного мятежника, тело которого вытащили потом на поляну.
Капрал предложил повесить его на дереве, в назидание другим повстанцам, но Уильям твердо отклонил предложение как недостойное, и велел оставить человека лежать на опушке леса, где он мог быть найден своими товарищами.
Ближе к вечеру пришел приказ по линии марша, от генерала Клинтона.
Они не будут делать привала и разбивать лагерь. Короткая остановка, сухой паек - а затем продолжать наступление.
По рядам пробежал шепоток удивления, однако солдаты не возроптали. Все они пришли сюда сражаться; и марш возобновился с еще большим упорством.
Шел дождь, иногда, урывками - и с наступлением угрюмого, зловещего заката раздражение стрелков в цепи постепенно утихло.
Было не слишком холодно, и, несмотря на то, что одежда его промокла и запачкалась, Уильям все равно предпочел бы эти холод и сырость духоте и подавленности дня накануне.
По крайней мере, дождь остудил пыл его лошадки, которая оказалась той еще штучкой; существо это было нервное, пугливое, и ему поневоле пришлось усомниться в добрых намерениях капитана Грисволда, одолжившего ее ему.
Наконец, утомленный этим бесконечным днем, мерин перестал останавливаться на каждом шагу, шарахаясь от снесённых ветром ветвей и пугливо дергая поводья, и побрел дальше, прижав уши в усталом смирении.
Для первых нескольких часов ночного марша это было совсем неплохо.
Однако после полуночи груз напряжения и бессонницы начал сказываться и на мужчинах. Солдаты спотыкались и мешкали, и чувство подступающей со всех сторон темноты и напряженности между собой легло на их лица.