Эхо в Крови (Эхо прошлого) - 2
Шрифт:
Уильям подозвал к себе Перкинса. Рядовой с мягкими детскими щечками появился, мигая и позевывая, и шагал рядом с ним, положив руку на кожаное стремя, пока Уильям терпеливо объяснял ему, чего он от него хочет.
"Спеть?"- переспросил Перкинс с сомнением. "Ну, думаю, могу и спеть, да, сэр. Правда, только псалмы. Или гимны."
"Не совсем то, что я имел в виду..."- сказал Уильям. "Иди, попроси сержанта... Милликин, не так ли? Ирландец? Все, что он сам любит, если это будет достаточно громко и бодро."
В
"Да, сэр,"- задумчиво сказал Перкинс, и отпустив стремя, растаял в ночи.
Уильям проехал еще несколько минут в задумчивости, а потом услышал, как Патрик Милликин затянул высоким, отчаянно громким ирландским голосом непристойную песенку.
По рядам мужчин рябью пробежал смех, и к тому времени, как тот добрался до первого припева, кто-то из них к нему присоединился.
Ещё два стиха - и они уже ревели ее с вожделением, все вместе, не исключая самого Уильяма.
Конечно, они бы не выдержали еще нескольких часов на марше, с полной боевой выкладкой - но к тому времени, как запас любимых песен был исчерпан, а дыхание восстановлено, никто уже не спал - и они с энтузиазмом пошли по второму кругу.
Перед самым рассветом на Уильяма пахнуло морем, перекрыв болотистый запах марширующей под дождем грязной шеренги. Мужчины, и так уже насквозь мокрые, начали продираться через ряд мелких приливных бухточек, заводей и проток.
Еще через несколько минут гул пушечного выстрела взломал ночь, и болотные птицы с тревожными криками взмыли в светлеющее небо.
***
В ТЕЧЕНИИ СЛЕДУЮЩИХ ДВУХ ДНЕЙ Уильям так ни разу и не понял, где же они находятся.
В депешах и срочных сообщениях, которые поступали из штаба в армейские части, то и дело мелькали такие названия, как "Перевал Ямайка", "Флэтбуш" и "Гованус-Крик" - но, возможно, с тем же успехом в них могли поминать "Юпитер" или "Обратную сторону Луны"- во всех значениях этих слов.
Он действительно видел Континенталов, наконец-то. Целые полчища. Болота ими так и кишели.
Первые несколько столкновений были жестоки, но скоро роты Уильяма были отведены в тыл, для поддержки; только раз они оказались достаточно близко к огню, отражая встречное наступление группы американцев.
Тем не менее он пребывал в состоянии постоянного возбуждения, пытаясь увидеть и услышать все сразу, опьяненный запахом порохового дыма, даже когда плоть его содрогалась от пушечных разрывов.
Когда на закате стрельба прекратилась, он взял немного печенья и сыра, но так их и не попробовал, а мгновенно заснул от полного изнеможения.
Во второй половине второго дня они нашли себе какую-то прогалину позади большого каменного фермерского
Теперь проблемой стал отсыревший порох; патроны были в порядке, но если порох, засыпанный в запальные стволы, оставался в них больше чем на минуту, он начинал твердеть и делался совершенно негодным.
Для того, чтобы загрузить стволы, приходилось откладывать до последнего момента, до самой стрельбы; и каждый раз, сцепив зубы, Уильям в тревоге ожидал, когда будет отдан приказ.
С другой стороны, иногда никаких сомнений не было.
С хриплыми криками кучка американцев выскакивала из-за деревьев рядом с передним фасадом дома и атаковала двери и окна.
Мушкетным огнем солдаты, засевшие внутри, снимали нескольких, но на смену им тут же приходили другие; казалось, сам дом приходит им на помощь, когда они начинали карабкаться в разбитые окна.
Уильям автоматически осадил коня и поехал направо, как можно дальше, чтобы получить общий вид задней части здания.
Ну конечно, большая группа нападавших была уже там - некоторые совершали свое восхождение на стену с помощью плюща, который покрывал всю заднюю стену дома.
"Сюда!"- проревел он, разворачивая коня и размахивая эспонтоном.
"Олсон, Джеффрис, сзади заходи! Заряжайте - и огонь! как только будете в зоне поражения!"
Двое из его роты уже бежали к нему, на ходу зубами разрывая пакеты, но партия зелено-мундирных гессенцев их опередила; они хватали американцев за ноги и вытягивали их из плюща на землю, сбрасывали в общую кучу.
Сделав круг, он ринулся на другую сторону, посмотреть, что происходит впереди - и появился там как раз вовремя, чтобы увидеть, как британский артиллерист выпадает из одного из распахнутых верхних окон.
Человек приземлился, одна его нога неестественно подвернулась, и он так и остался лежать, крича от от невыносимой боли.
Один из парней Уильяма, тот, что был ближе, бросился вперед и подхватил его за плечи - лишь для того, чтобы тут же быть подстреленным кем-то из дома. Он согнулся пополам - и упал, только шляпа откатилась в кусты.
Остаток дня они провели в каменном доме; четыре раза американцы делали набеги - и дважды в этом преуспели, отбросив обитателей дома и ненадолго захватив орудия - но оба раза вновь были захвачены свежей волной британских войск, и изгнаны прочь - или перебиты. Уильям ни разу не бывал ближе, чем на двести ярдов, или около того, от самого дома, но однажды ему все же удалось вклиниться с одной из своих рот между домом и идущими на штурм отчаянными американцами, одетыми как индейцы и вопящими неистовей, чем банши.