Эхо вины
Шрифт:
– В пятнадцать минут третьего, – сказала Дженни. – Я могу прийти в это время.
– Пятнадцать минут третьего подходит мне просто тютелька в тютельку! – восхитился мужчина. – Я буду ждать тебя здесь, а ты все хорошо обдумай насчет праздника.
– Какой вы добрый, – пробормотала Дженни.
Мужчина улыбнулся:
– Дженни, ты замечательная девочка. Очень красивая, умная и вежливая. Сделать тебе маленькое одолжение – это настоящая радость для меня! – На несколько мгновений он задумался, потом взглянул на девочку с некоторым сомнением. – Только, видишь ли, Дженни… Тебе не кажется, что наш план нужно держать пока в строгой тайне? Представляю, как разозлится и раскричится твоя мама, если узнает, что ты собираешься праздновать
Да уж! Дженни тоже представляла себе эту картину. Прекрасно представляла!
– Но ведь она все равно заметит, что я куда-то ухожу в свой день рождения.
– Конечно, заметит. А куда денешься? Перед самым праздником мы, конечно, поделимся с ней нашими планами. Если хочешь, я сам поговорю с твоей мамой. Но к этому моменту у нас все должно быть уже готово. Все надо продумать вместе: во что играть с гостями, что подавать на стол… Может быть, нам потребуется украсить наш подвальчик цветами и всем, чем ты захочешь. А лампочки? Мы развесим в саду на деревьях гирлянды разноцветных лампочек! Когда твоя мама узнает, сколько усилий мы с тобой приложили для того, чтобы праздник удался, ей просто нечего будет возразить! Ей останется только радоваться. «До чего же все здорово!» – скажет она.
Нет, он не знает ее мамы. Дженни не могла припомнить ни единого случая, когда мама чем-нибудь восхищалась. Но, может быть, стоит попробовать приятно ее удивить?
– И своим подружкам тоже ничего не говори, – потребовал дяденька. – А вдруг ничего не получится, и тогда все скажут: «Вот какая врушка-болтушка!» Неприятно будет, правда?
Душа у Дженни ушла в пятки.
– А почему не получится? – спросила она тревожно.
– Ну как же, – развел руками мужчина, – а вдруг твоя мама начнет возражать? Или тебе, скажем, вовсе не понравится мой дом?
Если первое Дженни еще могла как-то допустить, то второе было для нее просто немыслимо.
– Да, правда, – кивнула она.
– Договорились? – заговорщически прищурился мужчина. – Никому ни слова?
– Никому ни слова, – торжественно пообещала Дженни. Он погладил ее по голове.
– Мы устроим лучший день рождения в твоей жизни, Дженни, – сказал он.
И вот, пожалуйста, случилось непредвиденное! Позавчера, в субботу, мама вернулась с работы пораньше – в обед. Собственно, с самого утра она чувствовала себя неважно, ходила такая бледная-бледная, а когда в обед попыталась проглотить хоть крошку еды, ее сразу скрутило и начало тошнить. Мама сказала, что ей очень плохо и она при всем желании не сможет пойти сегодня в прачечную. Дженни сразу поняла – с ней что-то серьезное, ведь обычные болезни она всегда переносила на ногах и шла на работу, чего бы ей это ни стоило. После долгих мучений над раковиной мама в конце концов позвонила начальнице и принесла ей свои извинения. Затем она упала на диван и сказала, что умирает. Конечно, Дженни перепугалась и расстроилась сверх всякой меры. Однако при этом она чувствовала, что едва ли не больше переживает из-за сорвавшейся встречи с добрым дядей. Он будет ждать ее в два пятнадцать. Дженни робко спросила у мамы, можно ли ей пойти к подружке Алисе. У девочки еще оставался шанс успеть на встречу… Но мама, несмотря на боли, очень рассердилась:
– В кои-то веки я заболела, а ты! Кто подаст мне стакан воды? Кто позаботится обо мне? Тебе лишь бы удрать, а мать тут подыхай, да? Хорошую дочь я вырастила!
Пришлось Дженни остаться дома. Ближе к вечеру она заварила чай, натерла на терке яблочко и поставила перед маминой постелью. Девочка была несчастна, как никогда в своей жизни. Добрый дяденька уж точно разобиделся на нее, и наверняка он больше и носа не покажет в тот магазинчик.
На следующий день маме стало намного лучше, только вот идти на встречу в воскресенье не было уже никакого смысла. Печальная, словно великомученица, Дженни сидела дома в тягостном ничегонеделании и лишь молилась про себя, чтобы в понедельник дяденька снова приехал в магазин. За журналом про мотоциклы.
К счастью, мама почувствовала себя настолько окрепшей, что решила идти на работу, несмотря на праздник. Как и многие другие работодатели, хозяйка прачечной оплачивала выходные в двойном размере. Мама сказала Дженни, что лишние деньги на дороге не валяются, и уверенно заправила покрывалом диван, на котором еще вчера лежала больная, курила и глядела в потолок. Однако от извечной усталости она по-прежнему с трудом передвигала ноги. Глядя на нее, Дженни подумала, что человеку все-таки обязательно нужно когда-нибудь отдыхать.
Вот мама берет с вешалки свой непромокаемый плащ. Вот она натягивает его на плечи. Проводит расческой по волосам перед зеркалом и глубоко вздыхает. Она вздыхает всегда, когда идет в прачечную. Когда-то она сказала Дженни, что в аду, наверное, лучше, чем у нее на работе.
Связка ключей легонько звякнула в маминых руках, отправляясь с комода в ее сумку. Мама распахнулась дверь… Щелкнул, захлопываясь, замок… Мамины шаги на лестнице постепенно умолкли…
У Дженни заколотилось сердце. Рывком она сбросила с себя одеяло. Бежать в магазин? Ей было очень нелегко решиться на поступок, который мама бы уж точно не одобрила. Но девочка снова вспомнила о зелененьких пригласительных билетах, которые лежали в магазинной витрине и манили ее как магнит. Она представила крошечные разноцветные лампочки на деревьях, а под деревьями – дымящийся гриль с аппетитными жареными колбасками. Эта встреча очень нужна ей. Просто позарез необходима!
Подскакивая на одной ножке, Дженни молниеносно натянула на себя джинсы, потом свитер, выхватила из шкафа свежие носочки и запрыгнула в кроссовки. Наскоро причесавшись, она прихватила челку заколкой. Ей так хотелось выглядеть аккуратной и чистенькой! Оставалось только надеяться, что она не вспотеет, пока будет мчаться к месту встречи. Девочка пулей вылетела из квартиры, завязывая на себе пелеринку-дождевик.
Сбегая вниз по лестнице, Дженни чувствовала, что ее сердце колотится все сильнее. Оно и понятно, ведь больше всего на свете девочка боялась больше никогда не увидеть доброго дядю.
4
Стрелки часов приближались к половине третьего, когда Вирджиния припарковала машину на Рыночной площади в центре Кингс-Линна – на той самой площади, где в средние века казнили преступников и сжигали на кострах ведьм. Несмотря на то что дождь шел не прекращаясь и небо было плотно затянуто в кисею облаков, она чувствовала себя гораздо лучше, чем в предыдущие дни. Женщина не знала тому причины и лишь смутно догадывалась: наверное, все дело в том, что она начала говорить о Майкле. Долгие годы она запрещала себе даже думать о нем, а теперь вот часами напролет рассказывает о своих воспоминаниях совершенно постороннему человеку. И эти воспоминания касались не только Майкла, но и ее жизни, всего, что было между ней и братом.
Однако – нет, не всего. Она твердо решила не посвящать Натана в некоторые подробности своей личной жизни.
Сегодня Вирджиния намеревалась навестить Ливию, затем забрать из гостей Ким, но перед этим… На Рыночную площадь ее привело одно сногсшибательно смелое решение, которое она приняла за несколько минут до отъезда из усадьбы: она купит себе новое платье, вечером позвонит Фредерику и скажет ему, что в пятницу она будет в Лондоне и что он может рассчитывать на нее.
Сердце Вирджинии учащенно билось от такой неожиданной решимости. Чтобы успокоиться, женщина повторяла себе, что ее никто ни к чему не принуждает, что путь назад еще не перекрыт и ситуация примет необратимый характер лишь тогда, когда она позвонит Фредерику. До того момента это был ее личный план, подвластный только ей одной. Она может играть этим планом, как хочет, может скорректировать его, перекроить, отменить – все было в ее руках.