Эхо вины
Шрифт:
– О Боже! Что творится с вашей женой!
Роберт потер ладонями свое бледное измученное лицо и собрал остатки самообладания:
– Простите. Хорошо, что вы пришли. Сами видите, Кларе очень плохо. С ней без конца случаются приступы дикой паники. В воскресенье она чувствовала себя еще ничего, но с тех пор, как на улице зарядил дождь и сильно похолодало…
– Понимаю, – кивнула психолог.
– Мне остается только радоваться, что я сумел отнять у нее нож. Она хотела порезать себя. Лекарства вроде подействовали, вот только… только…
Его голос задрожал. Роберт не относился к тому типу мужчин, которых учили не плакать ни при каких обстоятельствах, однако он и сам понимал, что его слезы в данный момент совсем неуместны. Раз Клара не в себе, то хотя бы ему надо держать себя в руках: Роберт знал, только дай чувствам волю, и он скоро будет валяться на кровати в таком же ужасном состоянии, как и его жена.
А что будет, когда вернется Рейчел и увидит своих родителей в таком безумном состоянии? Этого нельзя было допустить!
– Где ваша младшая дочь? – спросила психолог. Она была хорошо информирована. – Ведь у вас еще одна дочка, верно?
– Да. Ее зовут Сью. Я отвез ее к родственнице в Даунхэм-Маркет. Мы решили, что ее нужно оградить от всего этого.
– И абсолютно правильно решили!
Девушку-психолога звали Джоан. На скорую руку она приготовила ужин и настояла на том, чтобы Роберт хоть немного поел. Начинало смеркаться, листва деревьев за окном шелестела от дождя. Шел второй вечер без Рейчел. Второй вечер они не знают, где она, что с ней. Роберту так больно было осознавать, что он сидит тут в тепле и ест хлеб с помидорами, в то время как его дочь находится неизвестно где. Он выпил три бокала вина, и лишь после этого в его саднящей душе чуть-чуть притупилась боль сегодняшнего дня.
Разговор со спокойным человеком тоже пошел ему на пользу. Джоан, похоже, занимала свою должность не зря – сдержанная, рассудительная, она сумела хоть как-то успокоить Роберта. Они стали обсуждать, насколько велика вероятность похищения Рейчел.
– Полиция рассматривает эту версию? – спросила Джоан.
– Они ничего не исключают, – ответил Роберт. – Но прошло уже столько времени, а ни одного письма, ни одного телефонного звонка с требованием о выкупе не поступало. И, честно говоря…
– Что же?
– Честно говоря, я не могу себе представить, чтобы бандиты-киднепперы выбрали для вымогательства именно нашу семью. Разве мы богатые? Даже взносы за дом не можем заплатить вовремя. Я распространяю по фирмам компьютерные программы, настраиваю их и обучаю сотрудников работе с ними. Мой заработок зависит от количества заказов и от других обстоятельств. Конкуренция сейчас большая, и дела идут не то чтобы здорово. Клара в основном занимается детьми и лишь иногда пишет статьи для газеты, в театральную рубрику. Тоже совсем не большие деньги, как видите. Нет, мы не бедствуем, но… – Роберт замолчал. Внутренне он был твердо убежден, что о денежном выкупе речь здесь не идет. – Понимаете, – продолжал он нетвердым голосом, – больше всего я надеюсь на то, что Рейчел все-таки заблудилась. Тогда наверняка какие-нибудь добрые люди рано или поздно привезут ее домой. Гораздо хуже, если ее кто-то похитил ради денег, однако и тут остается хоть какая-то надежда. Может быть, похитители детей ее с кем-нибудь спутали? Тогда тоже есть маленький шанс, что она вернется домой целой и невредимой. Но самое ужасное, если… если…
Роберт помотал головой, боясь произнести страшные слова. Взглянув в полные сочувствия глаза Джоан, он стал тереть руками лицо, чтобы не расплакаться.
– Самое ужасное, если какой-нибудь извращенец… Вы помните, что произошло недавно с другой девочкой из Кингс-Линна? Как представлю себе, что, возможно, именно сейчас этот подонок… ее…
Он застонал и закрыл глаза ладонью.
Джоан мягко коснулась его руки:
– Пожалуйста, не надо ничего представлять. Не мучайте себя страшными фантазиями. Понимаю, мне легко говорить. Но не надо сходить с ума, этим делу не поможешь. Вам еще пригодятся ваши нервы. Будьте сильным.
Они поговорили еще немного о Рейчел. Несчастный отец показал фотографии дочки, рассказал о ее характере. Около одиннадцати вечера Джоан ушла, и Роберт отправился в свой кабинет, где долго и беспорядочно кликал по ссылкам в Интернете. В три часа ночи поднялась Клара, которая находилась в комнате этажом ниже, – Роберт услышал, как она ходит по комнате. Видимо, оглушающее действие препаратов стало ослабевать, поэтому Клара снова обрела способность двигаться. Он слышал, как жена включила телевизор.
«О'кей, телевизор – это хорошо. Компьютер – это хорошо. Психолог – тоже хорошо. Нам нужно выжить. Нужно пережить эту ночь. О Боже, сделай так, чтобы таких ночей в нашей жизни больше не было!»
Итак, в гостиной стояли трое полицейских, и по выражению их лиц было понятно, что в данный момент они ненавидят свою профессию. Роберт тревожно поглядывал на Клару. Одетая в белый банный халат, с аккуратно расчесанными волосами, она все еще выглядела дико из-за глубоких царапин на лице и покрытых синяками запястий.
– Что с Рейчел? – сразу спросила она. Ее голос уже восстановился, и мускулы лица тоже пришли в норму.
Один из полицейский прокашлялся:
– Мы не можем утверждать точно, что речь идет именно о вашей дочери. Нам не хотелось бы думать, что это она…
«Почему же тогда вы здесь? – подумал Роберт. – Ведь вы располагаете точным описанием Рейчел. Вам все известно: ее рост, вес, цвет волос… Вы знаете, какого цвета у нее глаза и во что она была одета в воскресенье. Если вы нашли похожего ребенка, в каком бы состоянии он ни был, у вас не должно оставаться сомнений».
– Сегодня утром один человек бегал трусцой и обнаружил детское тело.
Полицейский старался говорить не глядя на Клару и Роберта.
– Может быть… может быть, это и есть Рейчел.
О ситуациях, подобных этой, Клара неоднократно слышала и читала – в книгах, в газетах, в художественных фильмах. А на прошлой неделе она смотрела телевизионное ток-шоу, где Лиз Алби рассказывала о том, в какой ад превратилась ее жизнь после зверского убийства дочери. Всякий раз, слыша о таком горе, Клара глубоко сопереживала осиротевшим родителям и без конца спрашивала себя, как человек вообще может вынести такое и жить дальше. Она приходила к выводу, что если и можно при этом как-то существовать, дышать, есть, пить, спать и бодрствовать, то полноценно жить с таким грузом на сердце невозможно. Слишком многое умирает в душе. Умирает самое дорогое.