Эхо войны
Шрифт:
По логике сценаристов уже упомянутых фильмов, Сергея Прокофьевича должны были, по меньшей мере, расстрелять, а он продолжил службу и закончил ее в должности заместителя начальника отдела боевой подготовки Тихоокеанского флота. Не репрессировали и оставшихся в живых моряков. После освобождения из плена все они ушли на фронт и с честью воевали до Победы.
И еще, я лично знаю прокурора, который всю войну служил в армейском «СМЕРШЕ», оперуполномоченным. Так вот, была «разнарядка» с самых верхов. Сколько шпионов и диверсантов следовало выявить в отчетный период. И условие –
Так вот, хотелось бы задать «правдолюбцам» вопрос. А как бы ты поступил, на их месте? Пошел на подлость или остался честным? И не спеши с ответом.
Была война. О ней мое поколение знает от отцов и дедов. А наши дети и внуки от нас, а также по книгам и фильмам, которые выходят на экран. Но в них должна быть вся правда, и в том числе об органах военной контрразведки.
Переправа
Об этом случае поведал мне прокурор города Стаханова Ворошиловградской (Луганской) области старший советник юстиции Алексей Иосифович Пучко в 1984 году, в День Победы.
Он прошел всю войну, начав ее лейтенантом – командиром огневого взвода и закончив капитаном – помощником командира артиллерийского полка в Будапеште.
Сам по себе, Алексей Иосифович был неординарным человеком.
Вернувшись с фронта, он поступил на факультет журналистики Киевского госуниверситета, после окончания которого стал одним из ведущих сотрудников республиканского агентства РАТАУ*.
Однако через некоторое время понял, что имеет призвание к юриспруденции, заочно закончил Харьковский юридический институт, после чего вернулся на родину, где поступил на службу в прокуратуру Ворошиловградской области и стал следователем прокуратуры Лутугинского района. Спустя некоторое время его назначили прокурором города Стаханова, бывшим в то время крупным индустриальным центром Донбасса.
На этом поприще Алексей Иосифович проявил себя с самой положительной стороны и вскоре получил приглашение на перевод в центральный аппарат прокуратуры УССР. Однако от него отказался и бессменно руководил прокуратурой Стаханова пятнадцать лет.
В то время она называлась «кузницей кадров», поскольку Пучко был не только сильным прокурором, но и прекрасным воспитателем. Более десятка его учеников впоследствии стали прокурорами крупных городов, областей и работниками центральных аппаратов Прокуратур Украины и Союза СССР.
При всем этом, Алексей Иосифович не оставлял журналистики и регулярно печатался в республиканской прессе. Собирался опубликовать свои фронтовые воспоминания, но не успел. Вот одно из них.
В сентябре 1941 года, наш артиллерийский полк, неся значительные потери, вместе с разрозненно отступающими частями Красной Армии оставлял Киев.
После одного из боев, в котором погиб командир нашей батареи и большинство офицеров, я получил приказ самостоятельно выводить ее к Днепру и переправлять на другой берег. К этому времени в батарее оставалось три семидесяти шести миллиметровых орудия на конной тяге с неполными расчетами и остатками боекомплекта.
Двигались всю ночь, по дорогам и бездорожью. В слитной людской массе вперемешку двигались танки, орудия и повозки, а над нами, тяжело сотрясая воздух, в небе плыли волна за волной, следующие на восток армады немецких бомбардировщиков. В той стороне не утихал бой, и от тяжелых ударов вздрагивала земля.
К переправе вышли на исходе ночи. Она была наведена из понтонов и вся запружена отступающими войсками.
В этот предутренний час, когда с минуты на минуту могли возобновиться налеты немецкой авиации, все отступающие войска старались как можно быстрее преодолеть водную преграду и укрыться в лесах на противоположном берегу.
На подходе к переправе скопилось огромное количество людей и техники, среди которых царили хаос и неразбериха. Временами эта масса начинала движение и понемногу втягивалась на мост, затем оно стопорилось и вновь возобновлялось. Все перемещения колонн и разрозненно отступающих групп сопровождались ревом моторов, ржанием лошадей, звуками команд и густым матом.
Когда наша батарея с огромными усилиями подтянулась непосредственно к переправе, движение на ней вновь застопорилось и я, оставив за себя одного из командиров огневого взвода, пошел по понтону вперед, чтоб выяснить причину затора.
На его середине стояли два закопченных танка Т-34, в двигателе одного из которых копались несколько танкистов в замасленных комбинезонах. По виду машин было видно, что они недавно вышли из боя и находились не в лучшем состоянии. С правой стороны танки обтекали матерящиеся пехотинцы, для движения же орудий, грузовых автомашин и повозок, оставшейся ширины понтона явно не хватало.
Уже через несколько минут к танкам подбежали еще несколько офицеров, требуя немедленно освободить проезд. Между нами и танкистами начался бурный диалог, который был прерван звуками раздавшегося за спинами автомобильного клаксона.
Непрерывно сигналя, к месту затора подвигалась запыленная «эмка» в которой находился какой-то крупный военный чин в кожаной куртке и с охраной, состоящей из капитана и нескольких автоматчиков.
В нескольких метрах от танков автомобиль остановился, а незнакомый командир в сопровождении капитана подошел к нашей группе.
– Старший танковых экипажей, ко мне! – рявкнул он.
Один из танкистов подбежал к начальник и, приложив руку к шлемофону доложил,– командир второй роты сорок третьего танкового полка лейтенант Краснов!
– Почему стопоришь ход переправы, раздолбай!? Немедленно убрать машины!
– Товарищ генерал, поломка в двигателе практически устранена. Через пять минут начну движение!
– Никаких пяти минут, приказываю сбросить поврежденный танк с переправы. Выполнять!!
– Виноват, у меня приказ своего командования, вывести технику на …
Договорить он не успел. Хлопнул выстрел, и танкист стал оседать на настил понтона. В руке генерала дымился пистолет.
– Немедленно сбросить машину с переправы! – приказал он застывшему у танка экипажу, сел в «эмку» и та, набирая скорость, покатила в сторону противоположного берега.