Эхо войны
Шрифт:
Без четверти шесть вечера, голодный и злой я запихал бумаги ветеранов в папку и вышел из прокуратуры.
Напоследок «обрадовал» водитель, который копался у гаража в двигателе служебной «Волги». Он сунул мне в нос какую – то железяку и заявил, что ехать не может, «аппарат» сломался.
Я злобно выругался, плюнул и поплелся к военкомату пешком через парк, так было ближе. По дороге вспомнил, что не ел и наскоро перекусил в ближайшем кафе.
В комиссариате было прохладно и пусто. За стойкой дежурного мирно дремал пожилой прапорщик, весом с центнер, который при моем появлении проснулся и хмуро поинтересовался, – кто я и к кому?
Представился.
– Будь ласка, проходьтэ, товарыш полковнык ждуть.
Комиссар сидел в своем кабинете, больше похожем на военный музей, и читал «Красную Звезду». Отношения у нас были самые доброжелательные, поскольку каждый год, во время призыва в армию, мы помогали военкоматовцам отлавливать «уклонистов».
После взаимных приветствий, присев к столу, рассказываю Судье о встрече с ветеранами и даю прочесть их заявление.
– Что ж, тут все абсолютно правильно изложено. Меня самого очень интересует этот человек, очень уж странная у него послужная анкета, да и поведение вызывает недоумение. Я здесь пятый год, и за все время Квитко ни разу не приходил в военкомат.
Не бывает он и на торжественных встречах с ветеранами ни у нас, ни в доме культуры. Все юбилейные награды возим ему домой, сам за ними не является. Даже когда к сорокалетию Победы фронтовикам вручали «Ордена Отечественной войны», не пришел. Орден отвозил ему на дом мой заместитель.
– А вы не пробовали выяснить, почему так получается? С ним побеседовать, с людьми поговорить, наконец, запросить дополнительные сведения из военных архивов?
– Пробовал, и не только я. Этим вопросом занимался еще покойный военком, полковник Подвальный, вы его знаете, дело вели по факту его гибели.
Ну, так вот. Он посылал запрос в центральный архив Министерства Обороны в Москву. Оттуда пришел ответ, подтверждающий сведения, имеющиеся в послужном списке Квитко. За одним исключением. В 1945 в Германии, уже в звании майора, он был исключен из партии и находился под следствием. Вот и все.
– Хорошо, что вы не показывали этот документ ветеранам, он, прямо вам скажу, не проясняет, а запутывает всю историю.
– Почему и не показал. Да еще эта служба в немецком дирекционе, – хмурится полковник. Я съездил в Нижнянский и Золотовсий поссоветы, поговорил там со стариками, они в один голос заявили, что начальником дирекциона был именно Квитко. То же самое многие говорят и в Первомайске.
Я, Валерий Николаевич, что думаю. Или он был военным разведчиком и находился в городе с заданием, а потом в конце войны попал в какую-то «историю» или…, ну вы сами понимаете. Только непонятно, зачем он тогда сюда вернулся? И как его «просмотрели» органы? Я, кстати, встречался по этому поводу с Попаснянским начальником райотдела КГБ, они тогда обслуживали и Первомайск. Тот сказал, что на Квитко по их линии ничего нет.
Вот и гадай, после всего этого, что он за человек. И правильно наши деды стучат костылями. Им правду подавай.
Ты знаешь, сколько липовых участников войны «вычистили» перед сорокалетием Победы только по нашему городу? Несколько десятков. Вот тебе и правда. С каждым годом фронтовиков по Стране умирает все больше, а общее число не снижается. Как это понимать? А льготы мизерные, стыдно говорить, и те получается, отнимали у настоящих, и давали примазавшимся.
Так что, здесь аккуратно разбираться надо, по вашим каналам. Мои исчерпаны. И выходить советую не на Министерство Обороны, а непосредственно на его архив в Подольске. Вот адрес.
Полковник достает из лежащей на столе папки лист бумаги и передает мне.
– Я в прошлом году дважды направлял туда запросы, но ответа так и не дождался. И знаю почему, их тысячи, не успевают исполнять. Вам ответят быстрее. И, кстати, советую обратиться в наш городской отдел КГБ, к Швачке. Часть попаснянских архивов у них.
– А это личное дело майора запаса Квитко. Достает из стола тонкую глянцевую папку с трафаретной звездой и надписью «Министерство Обороны СССР» в верхней части.
Такие дела мне уже доводилось листать, когда шла «чистка» ветеранов и некоторые из них обращались с жалобами на решения военных комиссариатов о лишении этого статуса. Случаев, чтоб они были неправомерными, в своей практике не припомню, но допускаю и такое.
Открываю папку.
С выцветшей от времени анкеты, на меня смотрит молодой светловолосый офицер с пронзительными глазами и с двумя кубиками в петлицах. Ниже, выполненные от руки потускневшими чернилами, записи в графах.
Из них следует, что Андрей Иванович Квитко, родился в городе Изюме Харьковской области в 1915 году, закончил педагогический институт и работал преподавателем немецкого языка в одной из сельских школ.
Далее идут записи о его участии в войне с белофиннами и Великой Отечественной. Первая офицерская должность – командир взвода, датирована летом 1941, последние – командир роты и старший офицер штаба армии Южного фронта, сорок третьим и сорок четвертыми годами. В графе «награды» – медаль «За победу над Германией» и все последующие юбилейные награды. Короче, все именно так, как и рассказывали ветераны, с незначительными подробностями.
Листаю дальше: справка о демобилизации, выписки из военного билета, краткая автобиография, различные документы для оформления удостоверения Ветерана войны.
Стоп! Две справки из эвакогоспиталей, подтверждающие факты ранений на фронте, датированные после сорок третьего года и заключение медицинской ВТЭК, что с учетом степени их тяжести и последующего освидетельствования, оснований для признания Квитко инвалидом войны, не имеется. И еще формализованный бланк ответа из Попаснянского РО МГБ на имя полковника Подвального, об отсутствии компрометирующих сведений на него.
Завершает все эти бумаги ответ из Министерства Обороны, в котором то, о чем рассказал мне военком – исключен из партии и находился под следствием. За что и по каким основаниям, не указано. Больше ничего, заслуживающего внимания.