Екатерина Великая и Потёмкин: имперская история любви
Шрифт:
В 11 утра императрица одевалась и допускала в свои покои ближний круг придворных, например Орловых. Затем они могли выйти на прогулку – летом она любила бродить в Летнем саду, где к ней мог обратиться любой прохожий. Когда Панин организовал её встречу с Казановой [5], она прибыла на место в компании одного лишь Григория Орлова и двух придворных дам. В час дня Екатерина садилась обедать. В половину третьего она возвращалась в покои, где была занята чтением до восемнадцати часов, а затем наступал «час любовника», когда она принимала у себя Орлова.
Если вечером что-то происходило при дворе, императрица наряжалась и выходила в свет. Парадный мужской костюм представлял собой длинный камзол на французский манер, а дамы носили платья с длинными рукавами, коротким шлейфом и корсетом на
Охрану дворцов осуществляла гвардия, а у покоев государыни в карауле стояли солдаты элитного подразделения, основанного Екатериной в 1764 году, – шестьдесят дворян-кавалергардов в синих мундирах с красными обшлагами и серебряным шитьём. Вся амуниция от патронташа до карабина была серебряной, даже отделка сапог. В качестве головного убора на них были серебряные каски с высокими плюмажами. Российский орёл был вышит на спинах мундиров и выгравирован на серебряных медальонах с цепочками, украшавших грудь, колени и рукава [7].
В воскресенье по вечерам обычно происходили куртаги, по понедельникам играли французские комедии, по четвергам – французские трагедии и балеты, а в пятницу или субботу во дворце часто устраивали маскарад. На эти многолюдные и почти публичные мероприятия приглашали около пяти тысяч гостей. Екатерина и её придворные демонстрировали иностранным послам и друг другу всё своё великолепие. Кто расскажет нам о таком вечере лучше Казановы? «Длился он [бал-маскарад] шестьдесят часов. ‹…› Вижу всюду веселие, непринужденность, роскошь, обилие свечей… Я слышу, как рядом маска говорит соседу: гляди, гляди, государыня… ты сейчас увидишь Григория Григорьевича Орлова: ему велено следовать за нею поодаль». Гости делали вид, что не узнают её, а Орлова «все признавали по высокому росту и голове, опущенной долу». Казанова, охотник выпить и закусить за чужой счёт в разных уголках мира, наелся вдоволь, полюбовался, как танцуют кадриль на французский манер, а затем – как это часто с ним бывало – встретил бывшую любовницу, ныне сопровождавшую польского посла, и вновь увлёкся её прелестями. К этому моменту он уже давно потерял императрицу из виду [8].
Екатерине нравилось наряжаться и надевать маски. Однажды она притворилась офицером, надев розовое домино и полковой мундир, и впоследствии записала несколько своих фривольных бесед с гостями бала, которые, очевидно, не узнали её. Одна княжна приняла её за красивого мужчину и охотно танцевала и кокетничала с ней, а Екатерина прошептала: «Как я счастлив!» – и склонилась, чтобы поцеловать барышне руку; та вспыхнула. «Пожалуй, скажи, кто ты таков?» – спросила она. «Я ваш», – отвечала Екатерина, однако свою личность не раскрыла [9].
Обычно Екатерина скромно ужинала и почти всегда удалялась к себе в 10.30 в сопровождении Григория Орлова. Она предпочитала засыпать не позднее 11 часов [10]. Её чёткий распорядок дня определял публичную жизнь двора, но Потёмкин благодаря своей сообразительности смог проникнуть в частный мир императрицы и её приближённых. Так он оказался под неусыпным наблюдением вспыльчивых
Ранними вечерами Екатерина собирала ближний круг придворных – около восемнадцати человек – в своих покоях, а позднее в пристройке к Зимнему дворцу, которую она называла Малым Эрмитажем. Завсегдатаями этих встреч были графиня Брюс, красавица, пользовавшаяся безграничным доверием Екатерины в самых интимных вопросах, обер-шталмейстер Лев Нарышкин, которого она называла «врожденным арлекином» [11] – типичный пример русского дворянина, богача и ветреника, затем, конечно, Орловы; среди прочих все чаще приглашали и Потёмкина.
Русский двор был значительно менее чопорным и официозным, чем во многих других странах Западной Европы, включая двор Георга III. Когда Екатерина принимала министров, не входивших в ее ближний круг, они сидели и работали бок о бок – в отличие от британских премьер-министров, которые должны были стоять в присутствии Георга III и лишь крайне редко в качестве милости получали разрешение присесть. В екатерининском Малом Эрмитаже обстановка была более непринуждённой. До 10 вечера Екатерина играла в карты, чаще всего в вист или фараон. Гвардейцы Орлов и Потёмкин чувствовали себя здесь как рыба в воде, поскольку вся их юность прошла за карточными столами с зелёным сукном. Она также принимали участие в загадках, играх на бумаге, шарадах и даже пении.
Григорий Орлов был хозяином салона: в Зимнем дворце его покои располагались этажом выше комнат Екатерины, поэтому он мог спускаться к ней по зелёной лестнице без доклада. Екатерина сдержанно относилась к пикантным шуткам своих приближенных, но она не стеснялась в проявлениях своих чувств к Орлову. Годы спустя английский путешественник напишет, что «в своих ласках они не смущались его присутствия» [12]. Орлов обожал музыку, и его весёлый нрав задавал тон этих вечеров, в то время как сама императрица, казалась, была всего лишь одной из приглашённых. К примеру, одна из записей камер-фурьерского журнала за 1768 год гласила: «По окончании стола Е. В. изволила возвратиться во внутренние свои апартаменты, а господа кавалеры в картинной комнате, между употреблением виноградных разных вин, пели сами песни; потом придворные певчие и лакеи, а в других комнатах, по приказанию… графа Г.Г. Орлова, пели увеселительные песни… от состоящего караула в селе Царском гвардии рейтары и солдаты» [13].
Орловым удалось воплотить в жизнь свои чаяния, но лишь до определённой степени. Вопрос о женитьбе больше не стоял, однако Орлов был постоянным спутником Екатерины, что само по себе делало его чрезвычайно влиятельным человеком. Но правительством вне всякого сомнения руководила сама императрица. Орловым не удалось стать полноценной политической силой: их ум, физическая сила и обаяние – вместо того чтобы сосредоточиться в одной личности – были поровну распределены между пятью братьями. Алексей Орлов, Le Balafre, обладал беспощадностью, Фёдор – образованностью и политической смекалкой; Григорий же, которому эти качества были необходимы, мог похвастаться лишь красотой, добрым нравом и простым здравым смыслом. Дипломаты писали, что Орлов, «взросший в трактирах и в неблагопристойных домах ‹…› вел [до 1762 года] развратную молодого человека жизнь», хотя и обладал «сердцем и душой доброй. Но все его хорошие качества были затмены его любострастием; он ‹…› учинил из двора государева дом распутства; не было почти ни одной фрейлины у двора, которая не подвергнута бы была его исканиям» [14], заявлял князь Щербатов, по-видимому, считавший себя голосом совести русского дворянства [15]. Британский посол сэр Роберт Ганнинг писал, что «фаворит – человек распутный» и якшается с сомнительными личностями. В 1760-е годы Екатерина либо не обращала внимания на его измены, как мудрая жена, либо не знала о них. И хотя Орлов не был таким простаком, каким он предстаёт в рассказах зарубежных дипломатов, но его нельзя было назвать ни интеллектуалом, ни политиком. Он переписывался с Вольтером и Руссо, но, вероятно, лишь потому, что так было принято среди образованных и влиятельных особ того времени, к тому же ему хотелось сделать приятное Екатерине.