Екатерина Великая. Первая любовь Императрицы
Шрифт:
В Европе складывались новые союзы, как обычно — Англия против Франции. И главной интригой являлось то, к кому примкнет мощная Россия. Но в России внешнюю политику вершил страстный сторонник Англии канцлер Бестужев, а императрица правила, как царь из сказки, лежа на боку, то есть лишь принимая во внимание советы канцлера и ставя подписи на документах, когда уж совсем приставал.
Бестужев придумал хитрость. Зная, что Елизавета Петровна терпеть не может бумаги, особенно серьезные, он на пакетах со срочными депешами, тех, что изучить нужно было немедля (хотя это «немедля» временами растягивалось на
Вильямс прибыл, чтобы заключить договор между Англией и Россией о таком союзе против Франции. Договор был подписан, но, когда английский экземпляр отправили в Лондон на ратификацию, выяснилось, что на радости дипломаты перепутали экземпляры, на нем первыми стояли подписи русской стороны. Пришлось спешно присылать обратно.
Но пока дипломатическая почта ходила туда-сюда, произошло неприятное для России и Вильямса событие. Английская сторона, решив предупредить Пруссию, что не имеет ничего против нее, поспешила сообщить о заключенном с Россией договоре. Фридриху идея понравилась, и он решил к этому договору присоединиться.
Это было подобно удару: быть в одном союзе с Фридрихом ни Елизавета Петровна, ни императрица Австрии Мария-Терезия не пожелали даже против Франции! Теперь о ратификации договора можно было забыть. Ни отдавать английский экземпляр, ни вообще ратифицировать его в России не собирались, а тут еще и Фридрих напал на Саксонию…
— А шпиона сего аглицкого вон из Петербурга!
Бестужев ахнул. Выпроваживая Вильямса, Елизавета напрочь лишала его самого хорошей кормушки, у кого же теперь брать деньги?!
— Матушка государыня, да ведь лучше бы попросить отозвать его честь по чести… К чему же этак вот?
— Пусть благодарит, что не посадила на кобылу задом наперед и в таком виде не отправила прочь из России. Передай: чем скорее отъедет, тем целей будет.
Вильямс просто так сдавать свои позиции не собирался, он тянул и тянул время, сказываясь больным. Императрица бушевала:
— Да что же это он охальник такой? С гвардейцами его выпроваживать, что ли?
Обиженный посол объявил, что отправится через Швецию, но немного погодя снова появился в Петербурге. Неспокойные воды Ботнического залива не позволили ему плыть. Елизавета снова ругалась:
— Пусть каретой едет до самого места!
Императрица упорно не желала верить картам, на которых Англия обозначена островом, не могла такая сильная страна быть такой маленькой, да еще и окруженной водой со всех сторон!
Но и в карете Вильямс далеко не уехал, из Курляндии снова вернулся в блестящую российскую столицу, видно, надеясь, что у гневливой императрицы злость со временем прошла и сменилась пусть не на милость, но хоть на терпение. Не тут-то было, услышав очередную причину, по которой посол никак не мог покинуть пределы ее страны — геморрой мешал ему ехать в карете, а на корабле кружилась голова, — Елизавета и вовсе разозлилась:
— Вон
Пришлось Вильямсу все же возвращаться в Англию. Конечно, он прекрасно понимал, что никто ему столь оглушительного провала не простит, а потому, чтобы не быть обезглавленным после позорного разбирательства, бывший посол приложил к виску пистолет. Стрелял он лучше, чем плел интриги…
В феврале Екатерину и Понятовского ждал серьезный удар — был отставлен и арестован Бестужев. Поводом явилось попустительство Апраксину, который, выиграв у Фридриха битву при Гросс-Егерсдорфе, вместо того чтобы развивать наступление и брать Кенигсберг, почему-то стал… отступать и все выигранное потерял! Это было очень похоже на настоящее предательство. Петр, который сначала бесился из-за побед русской армии, теперь скакал от радости на одной ножке, а Екатерина металась от ужаса, не зная, что предпринять.
Дело в том, что она активно переписывалась с Бестужевым и в письмах далеко не всегда была корректна по отношению к императрице, а временами и просто неуважительна. Но опытный Бестужев таких документов не держал, раньше, чем к нему пришли с арестом, все было сожжено. Теперь уже бывший канцлер сумел даже передать великой княгине записочку, что все сжег. Екатерина последовала его примеру, уничтожив даже счета и расходные книги (мало ли что можно проглядеть ненароком!).
Петру было на все наплевать, он переживал за обожаемого Фридриха, не отдавая отчета даже в том, что им с Екатериной серьезно грозила обыкновенная высылка в Голштинию.
Парочка по-настоящему надоела императрице. У нее был внук, которого всегда можно объявить наследником. А Петр раздражал тетку давно, осточертели его пьянки, глупые выступления на Конференции, а уж когда стало понятно, что он еще и сообщает Фридриху все, о чем говорилось на заседаниях относительно планов русской армии… Елизавета Петровна потребовала, чтобы племянник удалился и больше не появлялся.
Великую княгиню она уже тоже недолюбливала за заносчивость и нежелание преклоняться. Ишь какая умная! Завела себе амуры при муже-дураке!
Елизавета Петровна откровенно считала и называла Петра дураком и уродом, но называть наследником внука Павла тоже не спешила. При малолетнем наследнике нужен Регентский совет, а кого в него вводить? Снова начнется раскол, снова между собой передерутся… И Павлуше при этом не то что трона, скамеечки не останется. Императрица прекрасно понимала, что в борьбе за место под солнцем особо ретивые могут действительно уничтожить и Павла. Тянула сколько могла, болела, но тянула…
Великая княгиня сходила с ума от страха, вместе с Бестужевым, казалось, рухнула почва под ее ногами. Вокруг Екатерины никого, свекровь не просто преследовала ее друзей, но делала это с каким-то остервенением. Добрая по натуре женщина вдруг стала неимоверно жестокой, и хотя открыто обвинить княгиню не за что, вокруг нее образовывается пустыня. Придворные прекрасно чувствуют направление ветра, потому избегали Екатерину как прокаженную.