Эксклюзивный грех
Шрифт:
Саша спросил разрешения пройти в кухню, окном выходившую на подъезд. Здесь он долго пил предложенную хозяйкой кипяченую воду и незаметно поглядывал во двор. Вот его попутчик по лифту вышел из подъезда.., прошаркал к своей “девятке”.., уселся. Но с места машина не двинулась. Ждут, гады. Не уезжают. “А я не верил Димону, подкалывал его… Но и правда следят! “Девятка" – то во дворе действительно, похоже, про нашего Полуянова. Бандитская. Стекла тонированы. Номера, гады, заляпали”.
Саша попрощался со словоохотливой Ирочкой и пешком пошел по черной лестнице на восьмой этаж. Шагал почти бесшумно – по
Саша осторожно выглянул с лестничной клетки. Пусто. Похоже, враги заняли единственный пост – у подъезда. А непосредственно за квартирой никто не наблюдал, чтобы не привлекать внимания соседей. С чего бы иначе бандюган из “девятки” поперся за ним на девятый этаж?
Саша без труда отомкнул дверь полуяновской квартиры. В нос бросился запах пыли, а в ноги ему мохнатым шариком выкатился кот. Саша быстро оттеснил животину обратно в квартиру, проскочил в коридор и запер за собой дверь. Ну и грязища у Полуянова! “От такой пыли я весь исчихаюсь!” – огорченно подумал Давыдов.
Разуваться он не рискнул – полы, кажется, здесь не мылись неделями. Прошел в комнату, поднял с пола – “где-то в углу валяется” – дорожную сумку. Принялся скидывать в нее с дивана записные книжки и блокноты. Кот крутился у его ног и жалобно подмяукивал.
Давыдов открыл шкаф. “Оп-па, а моль-то тут явно водится, нюхом чую. И бардак какой! Самое подходящее место для хранения огнестрельного оружия”.
Давыдов покинул полуяновскую квартиру через пятнадцать минут. На его плече болталась туго набитая дорожная сумка. Саша незаметно придерживал ее и слегка придушивал кота, чтоб тот не дергался.
Проходя мимо “девятки”, он достал из кармана мобильник и прокричал в ни с кем не соединенную трубку – так громко, чтоб могли расслышать пассажиры за тонированными стеклами:
– Взял, взял я у Ирки твою передачку!! Домой везу!..
Дима расстегнул сумку. Развязал коту лапы и принялся вытаскивать из пасти свернутый цилиндриком носовой платок. Дима заранее приготовился, что Бакс издерет его в кровь – тот никогда не отличался покладистым нравом. Но тварь после перенесенных приключений даже не пыталась царапаться. Покорно ждала, покуда Дима избавит ее от кляпа. Куда только подевались нахальный взгляд и громогласный, противный голос? Бакс робко высунул из сумки морду и жалобно, тоненько мяукнул.
– Кончается, – с затаенной надеждой сказал Саша.
– Типун тебе, – огрызнулся Дима. И встревоженно добавил:
– Что-то он даже не орет. Ослаб от голода.
Полуянов вынул Бакса из сумки, уложил на колени, запустил руки в пушистую шерсть. Кот ткнулся в его ладонь мокрым носом и робко, вполголоса, замурлыкал.
– Он машину мне не обгадит? – озабоченно спросил Саня.
– Сначала он обгадит мне джинсы, – пожал плечами Дима. – Так что езжай быстрей. Только у палатки остановись, я ему харчей куплю.
– Да взял я ему харч. В сумке лежит. Под бумагами, – досадливо сказал друг.
– Спасибо, брат, – с чувством проговорил Дима.
– Не брат я тебе, неряха… – проворчал Давыдов. – Ну и бордель у тебя в квартире!
– Чего ж ты их не попросил? – усмехнулся Полуянов.
Гости чувствовали себя неуютно. Пили мало, поглядывали на часы и разошлись быстро, еще девяти не было. Надя никого не удерживала. И только Ленке, уходившей позже всех, сказала с упреком:
– На днях рождения-то чуть не до утра сидишь! Ленка вспыхнула, ее глаза засуетились.
– Да у меня коллоквиум завтра… – промямлила она.
Надя полсекунды подумала, вспомнила и процитировала:
– Коллоквиум – лучший предлог.
Неужели Ленка не помнит, что сама со смехом рассказывала, как ловко ей удается отделываться от скучных поклонников? “Не могу, дорогой, нужно учиться, коллоквиум на носу…"
Подруга совсем смешалась, неловко затопталась в прихожей.
– Ладно. Спасибо, что пришла, – ледяным тоном сказала Надя и распахнула ей дверь.
Ленка пулей вылетела из квартиры и пропищала уже с лестничной площадки:
– Надюша, мне очень жаль… Правда… Но Надя ее не слушала, шваркнула входной дверью с такой силой, что Родион в страхе уши прижал. Она опустилась на пол, обняла собаку и разрыдалась. Это не может быть правдой! Все, все, все ошибаются! Невозможно поверить в то, что мамули нет, что ее больше нет!
Родион принялся скулить, тыкаться мордой в Надино лицо. Она всмотрелась в его тоскливые глаза – кажется, в них отражалась мама – и оттолкнула собаку:
– Замолчи! Прекрати выть! Уйди отсюда!
Выкрикнула – и прикрыла рот руками. В чем Родион-то виноват?!
Часы показывали начало десятого. Как ей вытерпеть черную, одинокую, страшную ночь? Руки занять и то нечем. Гости всю посуду перемыли – так и норовили убраться в кухню, чтоб спрятаться подальше от Нади, от ее беды. Тоже мне, верные друзья, соседи и родственники… А Полуянов даже не появился. Не появился единственный человек, кого Надя сегодня хотела бы видеть…
Она прошла в кухню – чистота, заняться нечем. Какая-то добрая душа даже раковину с плитой отдраила. Заглянула в свою комнату, бесцельно пошарила глазами по книжным полкам. Верная стопка любимых книг отчего-то вызвала приступ злости. Только чтива о красивой любви ей сейчас и не хватает! Включила телевизор. По ящику или глупо шутили, или убивали с потоками бутафорской крови, или пели дурацкие песни. Родион таскался за ней и все время норовил запрыгнуть на руки.
– Уйди, колбаса, – прикрикнула Надя. Она не могла смотреть на собаку, ей все время казалось, что рядом должна быть мама…
Дима позвонил, когда Надя уже чуть не кричала от зловещей тишины квартиры. Когда услышала в трубке его мягкое: “Надя?” – губы задрожали. Он вспомнил и позвонил! Хоть кому-то она нужна!
Голос Полуянова звучал встревоженно и сочувственно:
– Надюша, как ты? Держишься?
Она всхлипнула и горячо, сквозь слезы, заговорила:
– Нет, Дима, нет! Не держусь, мне ужасно, мне плохо!.. Димочка! Я не могу, я просто не могу больше. Все гости ушли, мне так страшно! Я как дура мечусь по квартире и смотрю в окно, не идет ли мама, Родион за мной ходит, скулит, а мне его задушить хочется!