Эксперимент
Шрифт:
Она вышла во двор. Сначала она не заметила маму. Сад разросся, превратившись в полные сорняков джунгли; цветы и вьющиеся растения доходили в высоту до подбородка. Этот сад всегда отличался приятным художественным беспорядком: клумбы, разбитые без всякого плана, просто по прихоти садовника, расползались вширь год от года. Когда Тоби купила этот дом лет восемь назад, она собиралась повыдергать самые непокорные растения и установить безжалостный садовый порядок. Но тогда Эллен отговорила ее; Эллен объяснила, что в саду надо культивировать как раз беспорядок.
И вот теперь Тоби стояла у задней двери и оглядывала
– Мамочка, я дома.
Шляпка запрокинулась, открыв круглое загорелое личико Эллен Харпер. Увидев дочь, она помахала ей; рука ее что-то сжимала. К тому времени как Тоби прошла через двор и шагнула в заросли переплетенных стеблей, мама поднялась на ноги, и Тоби увидела, что у нее в кулачке зажат пучок одуванчиков. По иронии судьбы в этом состояла одна из особенностей болезни Эллен: она разучилась готовить и умываться, но не разучилась – и, наверное, уже никогда не разучится – отличать сорняки от цветов.
– Брайан говорит, ты еще не ела, – сказала Тоби.
– Мне кажется, ела. А разве нет?
– Ладно, я собираюсь приготовить завтрак. Не хочешь пойти в дом и позавтракать со мной?
– Но у меня еще так много дел. – Эллен со вздохом оглядела клумбы. – Я, наверно, никогда не смогу все закончить. Ты видишь вот это? Эту гадость?
Она помахала зажатой в кулачке вялой зеленью.
– Это одуванчики.
– Да. Они везде. Если я их не повыдергиваю, они полезут дальше, вон в те фиолетовые. Как ты там их называешь…
– Фиолетовые? Честно, мам, даже и не знаю.
– Все равно места ведь больше не будет, значит придется все расчищать. Это борьба за место. Так много дел, и вечно не хватает времени.
Она придирчиво оглядела сад, ее щеки раскраснелись от солнца. «Так много дел, и вечно не хватает времени». Это была типичная присказка Эллен, прямо-таки мантра, уцелевшая после распада остальной части памяти. Почему только эта фраза сохранилась в сознании? Неужели жизнь овдовевшей матери двух дочерей до такой степени сдавливалась узкими рамками времени, бременем неисполненных дел?
Эллен опустилась на колени и снова принялась копаться в земле. Что она искала, Тоби не знала – наверное, снова ненавистные одуванчики. Тоби подняла глаза и увидела, что на небе ни облачка, день выдался приятный и теплый. Эллен можно спокойно оставить тут и без присмотра. Калитка заперта, сама Эллен выглядит вполне довольной. Здесь она обычно и проводит летние деньки. Тоби сделает ей сэндвич и оставит на кухонном столе, а потом пойдет спать. В четыре часа пополудни она проснется, и они с Эллен вместе пообедают.
Она услышала, как отъехала машина Брайана. В половине седьмого он вернется, чтобы остаться с Эллен на ночь. А Тоби снова уйдет на свое обычное дежурство в клинику.
«Так много дел, и вечно не хватает времени». Эта мысль стала мантрой и для Тоби. Что матери, что дочери – обеим вечно не хватает времени.
Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Вызванный утренней нервотрепкой адреналин выветрился, и теперь усталость каменной глыбой навалилась на плечи. Тоби знала, что ей лучше сразу пойти спать, но шевельнуться не было сил. Она продолжала
«Теперь мама – я», – пронеслось в голове Тоби. И как любая мать, она внезапно осознала, насколько быстро летит время, проносятся мгновения.
Она присела на корточки рядом с мамой.
Эллен покосилась на нее, в голубых глазах мелькнуло удивление.
– Тебе что-то нужно, дорогая? – осведомилась она.
– Нет, мамочка. Я просто подумала, что надо помочь тебе и выдернуть несколько сорняков.
– О! – Эллен улыбнулась и, подняв испачканную в земле руку, убрала со щеки Тоби выбившуюся прядь. – А ты уверена, что знаешь, какие дергать?
– Ты же мне покажешь?
– Вот. – Эллен мягко подвела руку Тоби к пучку зелени. – Можешь начать с этих.
И, встав на колени бок о бок, мать и дочь принялись дергать одуванчики.
5
Ангус Парментер запустил беговую дорожку и почувствовал, как резиновая лента слегка дернулась у него под ногами. Он ускорил шаг до бодрых одиннадцати километров в час. Пульс его тоже участился – это было видно на небольшом цифровом мониторе, прикрепленном к поручню тренажера. 112, 116, 120. Надо заставить сердце вкалывать и кровь струиться в жилах! «Встряхнись! Вдох-выдох, вдох-выдох. Пусть мышцы поработают».
На экране, который висел прямо перед глазами, чтобы разнообразить тренировку, плыли булыжные улочки греческой деревни. Однако взгляд Ангуса был прикован к цифровому монитору. Он следил, как пульс подползает к 130. Наконец нужная частота сердечных сокращений достигнута. Он постарается удержать ее в течение следующих двадцати минут, даст себе хорошую нагрузку, чтобы улучшить кислородный обмен. Затем поостынет, позволив своему пульсу постепенно упасть до сотни, затем до восьмидесяти, затем и до его обычной частоты покоя в 68 ударов. После этого настанет время «Наутилуса» – тренажера для верхней половины тела, а потом – водные процедуры. К тому времени пора будет идти на обед – обезжиренная, богатая протеинами и грубой клетчаткой пища подается в местной столовой. Вместе с едой он примет и несколько обычных пилюль: витамин Е, витамин С, цинк, селен. Арсенал чудесных средств, удерживающих годы в узде.
Пока все это, похоже, действует. В свои восемьдесят два Ангус Парментер чувствовал себя хорошо, как никогда. И с наслаждением вкушал плоды своих трудов. Он без устали вкалывал, чтобы нажить свое состояние, – гораздо больше, чем любой из этих хлюпиков. У него были деньги, и он намеревался жить, пока они не кончатся – все до последнего цента. Пусть следующее поколение само для себя зарабатывает. Настало его время пожить в свое удовольствие.
После обеда он сыграет в гольф с Филом Дорром и Джимом Бигелоу, его друзьями-соперниками. Затем у него есть возможность прокатиться в город на принадлежащем Брэнт-Хиллу микроавтобусе – сегодня вечером они собирались на «Кошек» в театральный центр «Вонг». Наверное, он слиняет. Пусть дамочки тащатся от выводящих рулады кисок, это не для него; как-то раз он уже видел это шоу на Бродвее, и этого больше чем достаточно.