Экстрим
Шрифт:
Пока она ждала свой завтрак, четверо программистов дружно встали и ушли. Ее они так и не заметили. Кен Митчелл закончил уже разговор и на ходу набирал новый номер.
Тереза осталась в столовой одна. Минуты через две наголо обритый мужчина вернулся с дымящимся кофейником и стаканом апельсинового сока.
— Я не знал, что вы предпочитаете цельнозерновой, — сказал он извиняющимся тоном. — Так что пришлось за ним послать. Сейчас принесут. Тут же пекарня рядом, прямо за углом.
— Да не стоило так беспокоиться, сошел бы и белый. — Тереза увидела себя глазами этого мужчины: еще одна чертова американка, привередничающая со своей непонятной едой. Хотя кой, собственно, черт, ведь этот хлеб записан
— Эми здесь больше нет, — сказал мужчина.
Он гордо выпрямился и стоял по другую сторону столика, прижимая поднос к груди.
Тереза удивилась, но не так чтобы слишком; подсознательно она все это время ждала каких-то изменений.
— А что случилось? — спросила она. — С ней что-нибудь не так?
— Нет, с ней все в порядке. Просто захотела отдохнуть.
— И вы ее подменили?
— Я подменил ее во всем. Теперь гостиницей занимаюсь я.
— Вы ею управляете?
— Ну, в общем-то, да, управляю. Я ее новый хозяин.
— Так что же, и Ника тоже нет?
— Все это вышло вчера, совсем неожиданно. Я давно присматривался к этому заведению, а тут вдруг услышал, что Ник продает, мы с ним поговорили и ударили по рукам.
— Вот так вот просто и сразу? Еще вчера они ничего об этом не говорили.
— Скорее всего, они и раньше об этом думали. — (Тереза молчала.) — Простите, пожалуйста, но мне нужно идти, — сказал мужчина. — Хлеб принесет вам моя жена, буквально через минуту.
Мужчина повернулся и ушел, прикрыв за собой служебную дверь; Тереза проводила его взглядом. При всей своей тривиальности, эта новость ее задела. Конечно же, хозяева гостиниц не обязаны оповещать постояльцев о своих делах и намерениях, однако и Ник, и Эми казались такими открытыми, такими откровенными, и было до крайности странно, что никто из них ничего ей не сказал. Ну хотя бы «до свидания», для вежливости.
Тереза налила кофе и начала отхлебывать апельсиновый сок в ожидании тостов. Через несколько минут мужчина вернулся. Он поставил перед ней тосты — засунутые на английский манер в державку, чтобы быстрее остывали, — и собрался было снова уйти, когда Тереза сказала:
— Где-то я вас раньше видела? Вы не знаете где?
— Да, может быть, где-нибудь здесь. Ведь я заходил иногда в этот бар. Только раньше, — он провел рукой по подбородку, — у меня была борода. Я прихожусь Эми деверем. Дэвид Хартленд, так меня звать.
Ну да, конечно же, это он разговаривал с Эми на рынке. Агрессивно разговаривал, но это не казалось тогда особенно важным. А потом она видела его выходящим из здания «Экс-экс».
— Так значит, вы брат?..
— Ну да, брат Джейса, старший. Вы, наверное, знаете, что случилось с Джейсом?
— Эми мне рассказала.
Ее собственные воспоминания, как мертвый Джейс лежал на крыше того дома.
— Мы с Джейсом давно уже думали об этой гостинице, хотели купить ее у Никовых родителей. Тогда все как-то не сложилось, а когда я услышал, что Ник ее продает, то сразу ухватился за удобный случай. — Во время разговора Дейв Хартленд отошел от Терезы на пару шагов и стоял теперь рядом с сервантом. Открыв один из ящиков, он достал ворох ножей и вилок и завернул их в принесенное полотенце. — В Булвертоне все меняется, может быть, и вы об этом слышали. К нам в город приходят большие деньги. — Он как-то многозначительно взглянул на столик, оставленный американцами. — Многие люди станут жить по-другому, а затем постепенно переменится и весь город. Через десять лет вы не узнаете Булвертон.
— Так вы что же, уже купили гостиницу?
— Нужно еще разобраться со всей этой бумажной волокитой, но по рукам мы ударили. У Ника есть адвокат, у меня теперь тоже есть, а адвокаты — известная публика,
— А вы не знаете, куда они направились?
— Да нет, они мне не сказали, — ответил Дейв Хартленд, но с какой-то такой интонацией, что Тереза была почти уверена, что он кривит душой. — Думаю, это будет у них вроде медового месяца.
Тереза рассмеялась, но не потому, что усмотрела в этой новости нечто смешное, а скорее просто для разрядки.
— Так значит, я их больше и не увижу? — спросила она. — А ведь мы с Эми почти уже подружились.
— Не знаю. Разве что вы пробудете здесь еще с месяц. Да и то по тому, как Эми и Ник вчера говорили, было не очень похоже, что они думают когда-нибудь вернуться. Слишком уж много тяжелых воспоминаний связано у них с нашим городом. И у них, и у многих других людей.
— Да, я знаю.
А что еще могла она сказать?
Дэвид Хартленд ушел на кухню, прихватив с собой столовое серебро, а Тереза вернулась к окончательно остывшим тостам. Внезапность происшедших перемен вывела ее из душевного равновесия, ей казалось, что она чем-то обидела Ника или Эми, хотя, конечно же, такого никак не могло быть. Тереза часто пыталась поставить себя на место жителей этого городка, дольщиков огромной коллективной скорби. Она знала, какие страдания приносит личная утрата, но могла лишь смутно догадываться, что это такое — быть одним из многих и многих, переживших кровавую бойню. Чувствовать, что ты не один, — легче это или тяжелее? Страх, неразбериха, потрясение, странное ощущение, что ты кого-то предал, вина без вины, журналисты, слетевшиеся как стервятники, — все эти последствия кризиса были известны психологам и подробно ими изучались, но изучать снаружи — это одно, а понимать изнутри — совсем другое. Отправляясь в Англию, Тереза думала, что гибель Энди даст ей возможность понять жителей Булвертона изнутри, но на поверку оказалось, что между нею и ними нет ничего общего, ну разве что эмоциональная заторможенность. Полный паралич желаний и чувств, надежд и стремлений, когда ты пытаешься жить так же, как и прежде, давая волнам скорби гулять, как им вздумается, зная, что ничто не может быть хуже того, что уже случилось, и зная одновременно, что лучше тебе никогда не будет.
Ну и действительно, лучше не становилось. Энди был постоянной зияющей раной, после его гибели жизнь почти замерла, ну разве что Тереза медленно, через боль научалась глядеть в лицо тому факту, что никогда его больше не увидит.
Пока она допивала кофе, Хартленд вошел в столовую, вернул ножи и вилки в ящик серванта, взял вместо них другие и вновь удалился на кухню.
Тереза прихватила со столика свою газету и прошла в крошечную контору, где распоряжались прежде Эми и Ник.
Не найдя там никого, она сунулась в дверь, соединявшую контору с кухней. Хартленд был там, а вместе с ним женщина, видимо, его жена, но он ее не представил. И он, и она были в передниках, на кухонном столе, аккуратно застеленном газетами, было разложено столовое серебро.
— Мистер Хартленд, — сказала Тереза, — мне очень жаль сообщать это вам так сразу, но через день или два я думаю уезжать.
— Да какие тут могут быть извинения. А вы уже знаете точно, когда это будет?
— Нет, пока еще нет. У меня нет еще билета на самолет, да и в городе остались кое-какие дела. Завтра или послезавтра, и уж точно не сегодня.
За разговором Хартленд снял передник и открыл дверь в дальнем конце кухни, выходившую, как знала Тереза, в главный холл, прямо к конторке, которой ни Эми, ни Ник практически не пользовались. Он придержал дверь и жестом пригласил Терезу пройти первой.