"Эль Гуахиро" - шахматист

Папоров Юрий Николаевич

Вечером, уже перед самым сном, — дочурка давно лежала в постели, донья Кончита возилась на кухне, а Марта была на ночных съемках — Рамиро долго парил ноги в ванной комнате. Затем в спальне, плотно прикрыв дверь, он встал на голову. Рамиро верил и не верил в этот метод, или, лучше сказать, своеобразную разминку перед работой. Сразу не мог заснуть и поднялся наутро с восходом солнца,

Позвонил, как только решил, что его друг уже на ногах.

— Послушай, «Альфиль», а если от сумасшедшего? Что если все это гамбит Эванса? Белые приносят в жертву пешку. Мы ее берем. На шахматной доске они тут же выигрывают важный темп, занимают центр, вскрывают линии. А в жизни, один бог знает, что они могут придумать. Ты что молчишь?

— Думаю,

«Гуахиро». Ты молодец! Карахо! [66] Вчера, на встрече с учеными, я будто догадывался об этом, а теперь, после твоих слов, и мне таким простым кажется, что гамбит Эванса может быть. Учтем, «Гуахиро», Я буду держать тебя в курсе, «Жертву пешки», как ты говоришь, мы все-таки вынуждены принять. Вирус — дело опасное. Но подготовимся и к отражению любой другой атаки. В жизни ведь как? Иной раз на доске, правда, сложнее бывает, но в жизни больше вариантов, она изобретательнее. Ее теории куда многограннее, чем теория шестидесятичетырехклеточной игры. И возможности ее бесконечны! Спасибо, Рамиро. Иногда нужен лишь легкий толчок. Однако мне бы не хотелось, чтобы на этот раз ты попал в точку.

66

Карахо! — черт побери! (исп.)

Глава II

КОРРЕКТНАЯ КОМБИНАЦИЯ

Оперативный дежурный по Центральному управлению госбезопасности посмотрел на стенные часы. Стрелки показывали 4 часа 17 минут, когда на телевизионном экране появилась фигура дежурного офицера по управлению погранчастями.

— Докладываю. В районах порта Мариэль, пляжа Санта-Фе и порта Санта-Крус-дель-Норте с разрывом в две-три минуты совершено нарушение территориальных вод. Два катера типа V-21 со скоростью до тридцати узлов движутся по направлению Мариэля и Санта-Фе. На траверзе Санта-Крус-дель-Норте вторгся миль на пять-шесть корабль-матка. С него спущена на воду быстроходная лодка неопознанного типа. Она направляется к берегу в район между пляжем Гуанабо и мысом Эль-Кайуэло. Погранзаставы подняты по тревоге. Из Мариэля вышли канонерка-153 и сторожевой катер «Ураган». Из Санта-Крус-дель-Норте на сближение с лодкой выходит «Тайфун», из Гаваны курсом на Гуанабо направляется торпедный катер «Смелый». Поставлена задача: помешать возможной провокации или высадке агентуры, очистить территориальные воды, В крайнем случае — подавить противника силой оружия.

— Вас понял! Информируйте каждые четверть часа. Особое внимание уделите неопознанной лодке, — ответил дежурный по Центральному управлению госбезопасности и взялся за ручку, чтобы записать полученные сведения в оперативный журнал.

…Капитан сторожевого катера «Тайфун» обнаружил лодку примерно в миле от берега и начал ее преследование. Увидев, однако, что лодка идет на значительно большей скорости, капитан-лейтенант приказал открыть огонь из крупнокалиберного пулемета, но линия трассирующих пуль с каждой минутой становилась как бы короче — лодка уходила от погони и вскоре скрылась из вида.

Корабль-матка продолжал стоять на месте и, как только «Тайфун» оказался на расстоянии выстрела, открыл стрельбу по сторожевику. «Тайфун» погасил огни и принял бой. Корабль противника развернулся и стал уходить на север.

Слева по борту «Тайфуна» в темноте южной ночи росло светлое пятно. То приближался торпедный катер «Смелый». И он начал стрельбу. Корабль противника был еще в водах Кубы, когда два снаряда один за другим поразили его и пустили ко дну.

В это время милях в тридцати пяти на юго-восток от того места, где затонул корабль-матка, и всего в километре от пляжа Хибакоа, прижавшись к стволу дерева хукаро и стараясь уловить любой подозрительный шорох, стоял человек. Но слышал он лишь стук собственного сердца. За спиной лежало море, еще не потревоженное предрассветным бризом, а впереди, сотнях

в трех шагов, светлой лентой тянулось полотно шоссе Гавана-Матансас — дороги надежды. Через треть часа в сторону столицы пройдет первый рейсовый автобус. Человек закурил, прикрывая огонь зажигалки полой легкой куртки, затянулся несколько раз и тут же загасил сигарету, но окурка не бросил, а положил в карман.

Кругом ни души. Сердце стало биться ровнее, тиски, охватившие голову пронзительной болью, отпускали.

— Карахо! — ругнулся человек. — Не будь я «Москон», [67] если сегодня не увижу Гаваны!

Все инструкции Москон выполнил безупречно, операция с высадкой, похоже, была осуществлена. Нет и намека на опасность. Еще пять минут, и на холме покажется свет автобуса. А там… Москон опустил руку в холщовую сумку, нащупал сверток, в котором лежал контейнер-морозильник, коснулся коробки с «капустными сигарами», содержащими живую кладь, затем проверил, на месте ли многоцветная шариковая ручка — смертоносное оружие на два выстрела — и пачка «Висанта» местного производства на экспорт.

67

Москон — дерзкий, наглый мужчина, особенно в обращении с женщинами (исп.).

Память сразу унесла на седьмой этаж здания «Мьюнити» в парке Коукоунат-Гроув. Там старший офицер ЦРУ по имени Мартин, которому Москон был представлен еще в Нью-Йорке, спросил вместо приветствия:

— Вы знаете, сколь серьезно задание, которое вам надлежит выполнить?

— Я здесь, значит, меня это не пугает, — ответил Москон. — Люблю дело, конкретный разговор и деньги, Я готов! Изложите дополнительные сведения и назовите час и место, где я обязан быть перед началом операции.

— О'кей! — Мартин улыбнулся и, коротко повторив суть задания, принялся подробно излагать новые детали.

Москон вначале слушал, но вскоре стал изображать, что внимательно разглядывает замысловатые фигуры, в которые превращался дым сигары в жарком, насыщенном влагой воздухе, — почему-то кондиционер был выключен, — а сам лихорадочно думал: «Пусть я стану нищим, если это не так! Почему он сам не очень верит в успех?»

Американец проверил, точно ли Москон знает явки, пароли и номера телефонов агентов, переданных ему в подчинение, и резко спросил:

— Вопросы есть?

— Да! Один! До вчерашнего дня меня волновало то, как вы собираетесь выбрасывать меня на Кубу. Насколько известно, пограничная служба у Кастро теперь поставлена не так, как было когда-то…

— Понимаю вас!

— Нет! Уверен, что не понимаете. Хотя техника у вас на грани фантастики, и я верю в эту бесшумную, уничтожающую самое себя лодку, — я видел эксперимент, — речь идет не о том, что меня страшит возможность расстаться с жизнью. К этому я готов. Мне хочется сейчас знать, остается ли в силе прежний уговор — действительно ли это ваше последнее задание? Я устал! Вы знаете, сколько я сделал? Я устал и сейчас выполню то, что вы поручаете…

— А не усомнились ли вы в правоте дела?

— Я хочу знать определенно: последнее это задание? Я мог бы и не говорить об этом. Знаю — не профессионально, и знаю, как это может сыграть против меня в решении моей дальнейшей судьбы. Но не хочу больше лгать самому себе. Устал! Пристрелите, как загнанную лошадь, или дайте слово, что это в последний раз.

Старший офицер ЦРУ задумался: при всей кадровой выучке, основанной на особых качествах, отличающих его от обычного среднего человека, он все-таки оставался человеком и растерялся. Повернул голову в сторону зеркала, занимавшего всю стену, и уставился в его гладкую, отполированную поверхность. Мартин в отличие от Москона, который мог об этом только догадываться, знал, что за зеркальной стеной, в соседней комнате, находится мистер Браун и внимательно следит сквозь «зеркало» за настроением Москона. Мистеру Брауну, который вслушивался в каждое слово, оценивал каждый жест, после этой встречи надлежало поставить визу перед началом «нулевого» этапа операции «Биран».