Элайзабел Крэй и Темное Братство
Шрифт:
Таниэль перебирал в уме картины прошлого. Тогда, еще при жизни Джедрайи, когда сам он еще был не охотником за нечистью, а просто ребенком, все казалось ясным и незыблемым. Когда погибла мать, он не смог в полной мере ощутить невосполнимость этой потери. Для него ее образ навсегда остался призрачно-неуловимым, каким-то зыбким видением, не то что для отца.
Никто из одноклассников Таниэля не выказал особой печали, когда Джедрайя забрал его из системы государственного образования и стал обучать своему ремеслу на дому. В школе Таниэль старался держаться незаметно, был прилежен и тих и дружбы почти ни с кем не водил. Он был бесконечно благодарен отцу за это решение, знаменовавшее
Потом Джедрайи не стало, и место его заняла Кэтлин. Осиротевший мальчик стал работать как одержимый. Только этим он мог заглушить свое горе. Он воспринимал себя в первую очередь как истребителя нечисти. А об остальном не задумывался. Отец мог бы им гордиться. Сложное и опасное ремесло, которому Таниэль себя посвятил, требовало огромной отдачи и не оставляло ему времени и сил ни для чего другого. А ему только это и было нужно.
«Отец, — подумал он. — Если бы ты не погиб так рано, возможно, я относился бы к тебе так же, как Кэтлин. И не пытался бы достичь невозможного, сравняться в мастерстве с живой легендой. Но ты давно стал для меня воспоминанием, призраком, символом недостижимого. Я был слишком юн, когда нам пришлось расстаться».
Джедрайя до своего последнего часа оставался верен памяти покойной жены. О новой женитьбе он даже и не помышлял. Таниэль, во всем бравший с него пример, понемногу утвердился в мысли, что именно такая жизнь и подобает настоящему охотнику за нечистью. Одиночество. Никаких привязанностей. Никаких потворств соблазнам и искушениям, которым так охотно поддаются другие.
И вот он встретил Элайзабел.
Своим появлением она невольно разрушила стены одиночества, в которые Таниэль сам себя заключил, и пробудила в его душе чувства, о наличии которых он и не подозревал. Она сумела вернуть ему ощущение радости жизни, которого он не испытывал со времен своего детства. И все это он осознал в полной мере лишь теперь, когда она исчезла.
С той самой минуты, как обнаружилась потеря, отчаяние не покидало Таниэля ни на минуту. Элайзабел пропала, и он просто представить не мог, как ее отыскать. Оберег для защиты от нечисти, который дала девушке Кэтлин, препятствовал всем попыткам обнаружить ее посредством магических ритуалов. После разговора с Дьяволенком подтвердились наихудшие опасения Таниэля. Никакие магические действия не помогут найти Элайзабел, если не иметь при себе какой-либо ее личной вещи, которой она дорожила, или, еще лучше, — пряди ее волос, кусочка ногтя. Но даже и в этом случае амулет Кэтлин мог скрыть ее от них.
— Мы ее потеряли, — сипло прошептал Дьяволенок. — Леанна Батчер может протянуть еще с неделю. Будем надеяться, что Элайзабел сцапал Лоскутник. Потому что, если только она в руках Братства и они сумели возродить дух Тэтч в ее теле, нам всем конец.
Таниэль уронил голову на колени. Никогда еще ему не было так тяжело. Потом он выпрямился и, глядя на безмятежный лунный диск, прошептал:
— Элайзабел! Вернись ко мне!
17
Владения
От «Редфордских угодий» сюда было час пути в экипаже. В этом просторном доме, стоявшем в гордом одиночестве на вершине зеленого холма, почти всегда царила ничем не нарушаемая тишина. Газовые фонари, стоящие по обеим сторонам подъездной дорожки, бросали на особняк тусклые блики, высвечивая причудливые детали его колониального великолепия. Но сегодня, против обыкновения, в доме раздавались оживленные голоса, звон бокалов и сдавленное бормотание, звуки которого наводили на мысль о хитросплетениях всевозможных интриг и соблазнах.
— Майкрафт, — произнес Пайк, приветствуя гостя и одновременно представляя его своему собеседнику. — Вы опоздали.
— Маммон, — отозвался инспектор, не без тайной мысли позлить хозяина дома. Ни для кого не было секретом, что доктор своего имени терпеть не может. Все еще не отдышавшись после быстрой езды, Майкрафт окинул взглядом зал. — Я был занят, вы ж знаете. Меня по головке не погладили бы, не окажись меня на рабочем месте после очередного убийства «зеленых флажков».
— В самом скором времени вы убедитесь, друг мой, что волноваться вам было не о чем, — заверил его Пайк, опустив тяжелые веки.
Инспектору вдруг пришло в голову, до чего же доктор похож на грифа или любого другого падальщика. Подобное сравнение так и напрашивалось, стоило только взглянуть на его лысеющую голову, тощую жилистую шею, хрящеватый нос. Инспектор перевел взгляд на спутника Пайка. В своем длинном пальто и широкополой шляпе тот выглядел совершенно неуместно на фоне веселящейся нарядной толпы гостей. Впрочем, и сам Майкрафт был одет столь же неподобающе.
Гостиная, где они находились, была декорирована в полном согласии со стилем, присущим всему дому в целом. Зеленовато-голубые стены, низкие деревянные кушетки с вышитыми подушками (в вышивке преобладали растительные орнаменты), лепнина на потолке, портреты государственных деятелей в тяжелых золоченых рамах. Пайк как-то назвал этот стиль «исконно филадельфийским, времен борьбы за независимость», и Майкрафт, никогда не причислявший себя к знатокам интерьеров, охотно поверил ему на слово. Доктора всегда отличала какая-то странная тяга к Америке и всему американскому. Вероятно, именно это пристрастие Пайка и объясняло тот странный факт, что обладатель длинного пальто и широкополой шляпы находился сейчас здесь, в его доме, а не в одной из палат «Редфордских угодий».
— Вы чем-то расстроены, Майкрафт, — заметил Пайк.
— Не больше, чем все остальные, — парировал инспектор, кивнув в сторону гостей, которые разбрелись по всему залу, разбившись на маленькие группки.
Все были заняты разговорами на великосветские темы, которые были Майкрафту глубоко чужды; зато его цепкий взгляд полицейского уловил натянутость и принужденность в жестах большинства собравшихся, настороженные взгляды, которые многие из них то и дело исподтишка бросали на хозяина дома.