Ельцын в Аду
Шрифт:
Поэт бегло посмотрел рукопись и под заглавными словами Наумовой: «Уединенная муза
Закамских берегов»
быстро дописал:
«Ищи с умом союза,
Но не пиши стихов».
– А не слишком ли вам всем хорошо?!
– к честной компании присоединился раздосадованный Дьявол, который и в этот день отдыха стремился всячески портить настроение своим подданным. Все, кроме Пушкина, Ельцина и Ницше, исчезли.
– Ну-ка, Сергеич, ответь быстро: какое сходство между мной и солнцем?
Поэт удовлетворил его желание:
– «Ни на тебя, ни на солнце нельзя взглянуть не поморщившись».
Сатана обиделся:
– Для такого
– «Толпа в подлости своей радуется унижению высокого, слабости могучего: «он мал, как мы, он мерзок, как мы!» Врете, подлецы: он мал и мерзок – не так, как вы – иначе!»
– Чем это ты «иначе грешен», чем другие?! Набор слабостей и пороков у тебя тот же, что и у всех почти гениев литературы. Среди вас девять из десяти - словно малые дети перед карточным или рулеточным столом!
... Страсть к игре у Пушкина превосходила даже его страсть к женщинам. Просаживая огромные суммы в карты, он порой ставил на кон все, что было под рукой, включая собственные стихи. Однажды таким образом Александр Сергеевич проиграл только что написанную пятую главу «Евгения Онегина». Правда, на следующей ставке – дуэльных пистолетах – фортуна ему улыбнулась, и Пушкин отыграл и «Онегина», и еще полторы тысячи рублей, большие по тем временам деньги.
Друг поэта П.В. Анненков:
– «Юный Гоголь, трепетавший перед гением Пушкина, был потрясен, узнав о пороках своего кумира. Впервые попав в Петербург, начинающий литератор отправился прямо к нему. Позвонил в дверь и на вопрос: «Дома ли хозяин?» - услыхал ответ слуги: «Почивают!» Было уже поздно на дворе. Гоголь с великим участием спросил: «Верно, всю ночь работал?» «Как же, работал, - отвечал слуга.
– В картишки играл».
– «Это был первый удар, нанесенный школьной идеализации его», - признался Николай Васильевич.
– Неужели «отец российской литературы» сидит в пекле за банальную игроманию?!
– поразился Ельцин.
– Не только и не столько. Еще и за «Гаврилиаду», и за цинизм, и за двуличие, - ответил Дьявол.
– Он объявил гений и злодейство несовместимыми, а сам ухитрился совместить гений и аморализм. А пусть его дружки расскажут о его похождениях!
М.А. Корф:
– «Начав еще в лицее, он после, в свете, предался всем возможным распутствам и проводил дни и ночи в беспрерывной цепи вакханалий и оргий, с первыми и самыми отъявленными повесами. Должно удивляться, как здоровье и самый талант его выдерживали такой образ жизни, с которыми естественно сопрягались частые любовные болезни, низводившие его не раз на край могилы...»
А.И. Тургенев:
– «... Пушкин по утрам рассказывает Жуковскому, где он всю ночь не спал; целый день делает визиты бл...дям, мне и кн. Голицыной, с ввечеру иногда играет в банк...» В лицее мы его прозвали Сверчок. «Сверчок прыгает по бульвару и по бл...дям. Но при всем беспутном образе жизни он кончает четвертую часть поэмы «Руслан и Людмила». Если еще два или три х...я, так и дело в щляпе. Первая х...ева болезнь была и первою кормилицей его поэмы».
Удивляюсь, как он не боится недугов Венеры?! Сам же остерегал:
«И то-то, братец, будешь с носом,
Когда без носа будешь ты».
Правда, эти болезни помогали ему остаться поэтом. «Венера пригвоздила Пушкина к постели и к поэме».
– Подумаешь, беда какая – баб любил!
– пробурчал Александр Сергеевич.
– Прелюбодеяние – смертный грех. А у тебя еще и массовый: почти полторы сотни женщин, большинсто - замужних - совратил. Скольких мужей рогами наделил, а когда самого рогоносцем назвали, бросил вызов Дантесу... Кстати, я вот – рогоносец! И горжусь этим!
– Аморализм — понятно, - встрял Ницше.
– Признаю господина Пушкина в некотором роде предшественником меня, «первого имморалиста». Но в чем проявлялись его цинизм и двуличие?
В. Вересаев ответил вместо Сатаны:
– «... Для мужчины дело элементарной порядочности, если он вступил в тайную связь с женщиной, - молчать об этом, не разглашать тайны. Пушкин же, после долгих домагательств добившись, наконец, благосклонности Анны Керы, спешит в циничной форме похвалиться победой перед своим другом Соболевским».
Великий польский поэт Адам Мицкевич добавил:
– «Однажды весною 1829 года за завтраком у издателя Погодина Пушкин держался так, что я дважды вынужден был съязвить: «Господа! Порядочные люди и наедине, и сами с собою не говорят о таких вещах!»
– «Много было сального, которое не нравилось», - подтвердил Погодин.
– «Пушкин держал себя ужасно, гадко, отвратительно», - вспомнил и Е.Т. Аксаков.
Будучи гениальным поэтом, он был еще и великим бабником. С 14 лет начал посещать публичные дома и оставался их постоянным завсегдатаем до конца жизни. Даже женившись, он одновременно имел связь с двумя-тремя замужними любовницами (а также с сестрой жены, жившей в их доме), и при этом регулярно наведывался к «веселым девкам». Вернувшись домой под самое утро, любил рассказывать «женке», как и кого он там пользовал... Живя в деревне, не пропускал мимо ни одной хорошенькой крестьянки. Одна из его деревенских наложниц родила ему сына: барич прогнал молодую мамашу к ее батюшке и намекнул в письме к нему, чтобы тот не поднимал шума, так как в будущем отец ребенка (т.е. сам Пушкин, сын хозяина усадьбы) станет его барином...
В жизни Александр Сергеевич считал своим первым долгом соблазнить жену врага. Это доставляло ему настоящее удовольствие. Впрочем, он и друзьям с одинаковой легкостью ставил рога. Победив очередную жертву, на следующий же день великий литератор докладывал всем подряд о своем триумфе, делясь пикантными подробностями любовного свидания, публично описывая все физические недостатки своей очередной жертвы обольщения.
Парадокс: непревзойденный автор удивительно нежных и проникновенных строк, посвященных любви, в реальной жизни обращался с предметами своей страсти (которые, кстати, и вызывали к жизни его поэтические шедевры) как законченный циник и эгоист. С женщинами, которые влюблялись в него, он не церемонился. Так, например, одной не блещущей умом, но отчаянно влюбленной в него поклоннице Александр Сергеевич записал в альбом:
«Глазки прекрасны, прекрасен и бюст,
Одно лишь грустно, чердак ваш пуст».
Это — одна из самых невинных его шуток... Однажды, в ответ на оклик старушки-няни и нескольких девушек, с которыми он в лесу собирал грибы — «Барич, ау-у! Где Вы?», он заорал: «Вам х...я!». Обидевшись, женщины убежали домой. Через час возвратился счастливый шутник и, глядя на кислые лица любимой няни и девиц (их ведь могли выпороть кнутом из-за заблудившегося подопечного) объяснил:
– «Вы же кричали: «Где Вы?»! Я вам и ответил - «Во мху я!»