Ельцын в Аду
Шрифт:
– Рылом не вышли! «... Я вам что, х...й собачий?»
– Судя по вашему высказыванию, сударь, Вы — просто хам!
– сформулировал общее мнение Ницше.
– «Да, я — хам! Я — хам! И что?!» - хриплый бас пришельца бил по несуществующим ушам.
– Ты как с верховодом базаришь, чепушила?
– обиделся за атамана какой-то урка.
– «Ельцин — безнадежный алкоголик, от которого уже не будет толку». Чего мне его уважать? А вы все, бандюганы, смирно! «Упал — отжался!»
– Вы, герр генерал, пребываете в ельцинской адской зоне, а разговариваете не как криминальный элемент, а как обычный человек... нет, скорее как типичный военный...
– Я грешен во многом, но бандитом отродясь не был! Не раз предлагал министру внутренних дел Куликову отстреливать воров в законе без суда и следствия!
– Так Вы, значит, сторонник массовых репрессий?
– Никак нет! Не массовых — выборочных! Зачем сталинские времена возвращать? Уже при Брежневе и Андропове стало совершенно ясно, что террор не нужен, а достаточно арестовать 50-60 человек, чтобы общество стало послушным.
– Верно!
– откликнулся Андропов.
– Я даже «развил теорию — мы должны поступать как сплавщик леса: посмотреть, какое бревно мешает движению других и выкинуть его». Рад, что Вы, товарищ Лебедь, разделяете мои мысли!
ЕБН не вытерпел:
– Ты конкретно за мокруху в ответе! При разгоне митинга в Тбилиси в ночь с 9 на 10 апреля 1989 года твои солдаты беспредел чинили! Газета «Заря Востока» писала, что один озверелый десантник почти три километра гнался по проспекту Руставели за старушкой, а потом зарубил ее саперной лопаткой...
– Наглая и глупая ложь! «Что же это была за старушка, которя бежала от солдата три километра? Вопрос второй: что это был за солдат, который не мог на трех километрах старушку догнать? И третий вопрос, самый интересный: они что, по стадиону бегали? На трех километрах не нашлось ни одного грузина-мужчины, чтобы заступить дорогу этому негодяю?» Я виноват лишь в том, что тебя поддержал!
– А, так Вы тот самый генерал, который в 1996 году занял третье место на выборах и во втором туре уступил свои голоса Ельцину в обмен на должность руководителя Совета безопасности, - наконец-то установил личность собеседника немец.
– А почему он Вас так быстро согнал с этого поста?
– Он ко мне всегда обезличку (непризнание, игнорирование) проявлял!
– объяснил пахан.
– А за что тебя было уважать?!
– Но Вы же помогли Борису стать президентом?
– удивился Фридрих.
– Здесь сработали два моих поистине бессмертных афоризма. Обстановка в стране оказалась архисложной, и Борис последовал моему первому принципу: «Нужно найти козла отпущения, а если такого нет — назначить». Вот меня и назначили в СБ. А когда обстановка перестала быть такой накаленной, можно было следовать второму правилу: «Коней на переправе не меняют, а ослов — можно и нужно!» Таким ишаком и я оказался, вступив с Ельциным в союз. Впрочем, не уверен, что Зюганов на посту президента проявил бы себя лучше. Фактически он ведь и выиграл, да не захотел брать на себя бразды правления страной в такой сложный период. Брехать, сидя в вечной оппозиции, куда легче, чем дело делать!
А в целом насчет меня Ельцин прав. Он не выносил потенциальных соперников. До тех пор, пока рядом с ним находились яркие, неординарные личности — министры, советники, помощники, они хоть как-то могли еще на него влиять, даже осмеливались иногда спорить с ним, чего Борис не терпел категорически. Но с избранием его на второй срок любое свободомыслие, даже жалкие попытки оного были вытравлены из Кремля дустом. К концу 90-х годов возле президента не осталось практически ни одного из тех людей, с кем начинал он когда-то. Ни столь нелюбимых дерьмократами фаворитов: Коржакова, Барсукова, Сосковца, Грачева. Ни так называемых демократов. Я тем более не пришелся ко двору! «Трудно плавать в серной кислоте с отрезанными ногами»!
– Но ведь Вы тоже помогли Ельцину удержаться у власти в 93-м?
– Да. К сожалению, до сих пор не знаю, правильно ли я тогда поступил. Слишком уж сложная политическая ситуация в то время сложилась.
Под напором недовольства депутатов и народа Борька сдал первое «правительство реформ». Но с уходом Гайдара великое противостояние все равно не закончилось. На Восьмом съезде в марте 1993 года депутаты наложили мораторий на проведение референдума и предложили отрешить Ельцина от власти. Тот отреагировал бурно и крайне экспрессивно: демонстративно покинул зал заседаний, призвав своих сторонников-депутатов выйти за ним. Но его примеру последовали только считанные единицы, и это стало для президента ударом, может быть, даже большим, чем съездовская атака. Он был на грани поражения...
– А почему все-таки выиграл?
– Хасбулатов с Руцким избрали заведомо проигрышную тактику. С Ельциным нельзя говорить языком ультиматума: от этого он лишь заводится и еще сильнее рвется в бой. Если бы они не торопились, а просто смиренно выжидали, все могло бы разрешиться само собой. В команде Ельцина начались уже разброд и шатания. Президент, в привычной своей манере, регулярно начал пить по 10 дней подряд, когда связаться с ним никто не мог. Но оппозиции не хватало выдержки: она слишком жадно алкала власти.
Не в характере Бориса было сносить плевки и обиды. После обструкции, устроенной ему на Восьмом съезде, от угроз он приступил к делу. 20 марта неожиданно выступил с телеобращением к народу: объявил, что работа парламента приостановлена, в стране вводится особый порядок управления.
– И двух лет не прошло с августовского путча, а история повторилась!
– подметил Ницше.
– Да, разница — только в именах путчистов — согласился Лебедь.
– Все то, что Ельцин еще недавно публично разносил в пух и прах, он спокойно взял на вооружение. Разгон парламента, особый порядок управления — чем не ГКЧП? «Демонстрация двойной морали»…
Через месяц он повторил и еще одно деяние гэкачепистов: запретил любые массовые мероприятия на Красной площади и прилегающих территориях. А ведь его самого выгнали когда-то из Политбюро как раз за разрешение проводить манифестации и митинги в Москве; именно он на грубо сколоченных трибунах рвал глотку за свободу демонстраций!
Между тем Конституционный суд признал ельцинский указ незаконным. Хасбулатов спешно созвал внеочередной, Девятый съезд и поставил на голосование вопрос об отрешении президента. Для импичмента не хватило всего трех десятков голосов. Когда результаты стали известны, Ельцин вышел к своим сторонникам, митинговавшим на Васильевском спуске, — вопреки запрету им было можно. Выглядил он очень плохо. Его хватило лишь на то, чтобы хрипло выкрикнуть: