Ельцын в Аду
Шрифт:
– Еще раз всем напоминаю, что благодарность - «это такая собачья болезнь»!
– засмеялся Сталин.
Экс-гаранта заколдобило...
Блейк не мог оставить сложившуюся ситуацию без комментария:
– «О благодарности».
«От дьявола и от царей земных
Мы получаем знатность и богатство.
И небеса благодарить за них,
По моему суждению, - святотатство».
– Я всегда был благодарен Всевышнему и от Него никогда не отказывался!
Лев Толстой не выдержал:
– «Меньшинство нуждается в Боге, потому что у них все есть, а большинство, потому что ничего нет». Вы принадлежали к меньшинству...
– Опять ты, как на твоей зоне говорят, пуху на себя накидываешь — представляешься лучшим, чем есть!
– обличил Ельцина лукавый.
– Состоя в компартии, ты о Творце и не думал!
– Я уничтожил КПСС и принял Бога!
Возмутился еще один известный россиянин — Антон Иванович Деникин:
– «Как-то во время второй мировой войны эсэсовский начальник в своем кабинете свел двух русских генералов — Власова и меня.
– «Не знаю такого генерала», - сказал я, когда мне представили Власова.
– Разумеется, - объяснил эсэсовец, - вы в разное время боролись с одним и тем же врагом — большевиками.
– Но я им не служил!
– ответил я».
Ельцина корежило, однако он не сдавался:
– История определит, чего я после себя оставил больше — славы или позора!
Тут же отозвался великий восточный философ и поэт Джелаладдин Руми:
– «О позоре напрасно ведешь со мной речь.
Ведь позор — моей славы опора.
И напрасно велишь ты мне славу беречь:
Моя слава — источник позора...»
– Изящно!
– оценил Фридрих.
– Так нечаянно разрезанный желчный пузырь портит вкус изысканного рыбного блюда...
– Не понял я, о чем ты, - буркнул экс-гарант.
– Есть пословица: «Когда цыган родился, черт повесился», - заметил Люцифер.
– Под ромалой следует подразумевать тебя...
Ельцина в очередной раз охватило отчаяние:
– Почему все так враждебно настроены против меня? Неужели некому за меня заступиться?
– простонал он.
Черти и святые молчали, но тут шеренга праведников пополнилась личным ангелом-хранителем обсуждаемого грешника:
– Я нашел одну живую душу, которая выступит в твою защиту!
И в штаб-квартиру нечистой силы вступила задержавшаяся после спиритического сеанса душа Бориса Немцова:
– У меня нет причины особенно любить Бориса Николаевича. Он меня, образно выражаясь, поматросил и бросил. Однако я не питаю к нему ненависти и испытываю уважение. Объясню, почему.
«Однажды в разгар скандала вокруг «Связьинвеста» президент Ельцин пригласил меня в Шуйскую Чупу (резиденцию в Новгородской области). В девять часов вечера сели пить чай и включили информационную программу «Время». С первой же секунды в программе начали чехвостить Ельцина в хвост и в гриву, с таким издевательством и презрением рассказывали о президенте, что я вжался в кресло. Мне настолько было неловко и неудобно находиться рядом с ним в этот момент, что готов был просто провалиться сквозь землю. Я следил за Ельциным и ждал его реакции. Ожидал всего... Вот он досмотрит программу и прикажет разыскать Березовского и наказать его или вообще разгонит Первый канал... А он посмотрел минут десять и говорит: «Выключите телевизор!» Потом полчаса возмущался, каким подлым способом его критиковали. Я сидел и думал: почему он попросил выключить телевизор, а не выключил того же Березовского из бизнеса и политики, - он же советский партийный начальник, который не привык к сопротивлению. Но Ельцин не мог позволить себе показаться слабым и уязвимым.
Потом мы ужинали, и Наина Иосифовна возмущалась: «Боря, ты смотрел программу «Время»? Это же был настоящий кошмар»! Но президент жену не поддержал и будто вообще не обратил внимания на ее слова. Он помнил, что пришел к власти на волне гласности, защищая свободу слова как фундаментальную ценность. Он из принципа не мог позволить себе затыкать рот журналистам, даже если они откровенно лгали, выполняя указания своих хозяев. Он считал заказную ложь для страны меньшим злом, чем государственную цензуру.
Он, конечно, не любил критику — это понятно, кто ее любит, – но он понимал, что надо терпеть, это мне нравилось. Он не боялся сильных людей, он вообще людей не боялся. Он мне один раз сказал: «Вы с Чубайсом смеетесь надо мной, думаете, какой я пьяный, глупый, а я ведь все понимаю... Но только вы имейте в виду — я президент, а вы бояре просто. Да, вы умные, да, вы образованные, но бояре просто. Я вас не боюсь, это вы меня должны бояться». То есть у него было абсолютное понимание своей роли, исторической роли. Он не верил в теорию заговоров, не был мнительным. Конечно, власть делает людей подозрительными — это понятно, но он никогда не относился к нам как к злодеям, он уважал наше мнение».
Теперь относительно международных дел. Будет неправдой утверждать, что он всегда пренебрегал интересами Родины. «В Швеции был... серьезный момент. В составе делегации полетел руководитель «Газпрома» Рэм Вяхирев. Это как раз был тот самый момент, когда правительство отказало в приватизации газового монополиста и не позволяло Вяхиреву за бесценок купить акции компании через трастовый договор. Ельцин взял Вяхирева за руку, подвел ко мне и спокойно так сказал: «Немцов прав. Трастовый договор надо разорвать. Это грабеж России. Будут проблемы, если не выполните».
Ельцин свое дело всегда, в любом состоянии знал хорошо».
И еще: он был исключительно храбрым человеком. «В мае 1996 года Борис Ельцин пригласил меня с собой в Чечню. Жители Нижегородской области собрали миллион подписей против войны, Ельцин обиделся, но когда он понял, что ему необходимо там каким-то образом решать проблему, позвонил мне: «Поедете со мной в Чечню. Будем устанавливать мир».
Поездка обещала быть тревожной и напряженной. Боевики грозили убить Ельцина и вообще много чего заявляли. В аэропорту «Внуково-2» Барсуков, тогдашний начальник ФСБ, показал красную папку с грифом «совершенно секретно», где лежало донесение ФСБ: «Агент по кличке «Кума» докладывает, что в районе села Знаменское во время пребывания президента России Бориса Ельцина на него будет совершено покушение бандой Басаева с использованием ракет «Стингер». Рекомендация: отказаться от поездки». (Никогда не забуду: «агент по кличке Кума»). Барсуков говорит мне: «Тебя Ельцин любит, скажи ему, чтобы он не ездил. Ты должен уговорить его остаться в Москве».
Без одной минуты девять к трапу подъезжает Ельцин, а вылет самолета назначен на девять утра. Выходит. Мы стоим — Коржаков и я. За нами полный самолет бойцов спецназа и «Альфы».
– Чего стоите?
– спрашивает Ельцин.
– Борис Николевич, Александр Васильевич и Михаил Иванович считают, что лететь не надо. Какой-то агент написал донесение, - говорю я и даю президенту бумажку.
Ельцин прочитал и произнес: «Идите в самолет, Борис Ефимович, а вы, трусы, оставайтесь здесь».
Барсуков остался, Коржаков втихаря, через второй трап все-таки пробрался в самолет. Мы прилетели в Чечню, здесь нас встречали 19 вертолетов, и в котором из них кто находится, понять было просто невозможно. Прилетаем в какое-то село. Ельцин меня увидел и приказывает: «Чтобы ни на шаг от меня не отходили. Где я — там и вы. Поняли?»