Ельцын в Аду
Шрифт:
Встреча с чеченцами получилась бурной. Толпа кричит: «Дайте нам автомобили, постройте школы и детсады, дайте денег». Ельцин, обращаясь ко мне: «Записывайте! Будем решать!»
Вернулись на аэродром в Моздок, сели в самолет, и тут президент командует: «Давайте быстро стол накрывать». Все уже было готово: возле каждого кресла стояло по бутылке водки «Юрий Долгорукий», а каждая бутылка — по 0, 75 литра.
«Тоста будет два, - говорит Борис Николаевич.
– Первый за Россию, второй — за президента. В принципе, можно не пить».
У трапа в Москве в иллюминатор я увидел Наину Иосифовну и Татьяну Борисовну, они встречали Бориса Николаевича с цветами и плакали.
– Прям панегирик у тебя получается, - съязвил Сатана.
– Как в пословице: «О мертвом либо ничего, либо только хорошее». Хотя Чечня — это, конечно, сплошной кайф для меня! А вот замоченный в сортире террорист — какая гадость!
– Люцифера передернуло от отвращения.
– Пора закругляться, ельцинский адвокат, сорок дней твоего бывшего президента истекут весьма скоро...
– Заканчиваю и подвожу итог. Первый президент России во многих смыслах на самом деле был первым. У него имелось несколько основополагающих принципов: свобода лучше цензуры; рынок лучше плановой экономики; самодеятельные люди полезнее чиновников.
Сегодня невозможно даже в страшном сне представить, что какой-нибудь губернатор может собрать подписи против, скажем, поддержки Путиным кровавого режима Каримова в Узбекистане, или криминального соглашения с Туркменбаши «газ в обмен на людей», или против той же войны в Чечне. Я не могу себе представить, что хоть кто-то из высших чиновников осмелится даже просто выступить с критическим замечанием в отношении президента. И уж тем более невероятно, чтобы после такого демарша смельчак не пострадал. Если бы сегодня какой-то губернатор привез протестные подписные листы прямо к воротам Кремля, это расценили бы как террористический акт со всеми вытекающими последствиями.
Когда в последний раз мы все читали открытое письмо российского губернатора, например, о коррупции в высших эшелонах власти? Трудно вспомнить. Невозможно представить и такую ситуцию: открываешь газету, а там опубликовано обращение к Путину, например, губернатора Свердловской области Росселя (при Ельцине очень смелый был губернатор) с требованием разобраться, сколько государство (или конкретные чиновники) получили от сделки с Абрамовичем по покупке компании «Сибнефть»... Сегодня такое невозможно. Но еще недавно мы жили в другой стране...
Душа Ельцина растрогалась до самой своей глубины:
– Не знал я на земле истинных своих друзей! А кого знал — предал, как тебя, Борис, или Коржакова! Винюсь за все! Мой поединок с Горбачевым чуть не привел к гибели страны — теперь я это понимаю. Но, видит Бог, я этого не хотел! Я не был кровожаден, я не убивал, я не подписывал смертных приговоров, за исключением одного, когда казнили 64 бандита. Я не желал смерти даже злейшим врагам. И «я понимаю, - повторил он как-то сказанную в телеинтервью фразу, - что в раю мне не быть... Слишком много грехов...»
– Сколь печально, чадо, что все твои «достоинства» заключаются в «не», - покачал головой апостол Петр.
– Хорошо, хоть теперь начал раскаиваться...
– Зинаида, ты всегда ненавидела и большевиков, и предателей, - обратился Дьявол к Гиппиус.
– Что скажешь о Борисе? Он ведь и тот, и тот!
– Мне его жалко, тем не менее я его не прощаю. Таким, как он, я в свое время посвятила свое стихотворение «Свеча ненависти».
«Рабы, лгуны, убийцы, тати ли -
Мне ненавистен всякий грех.
Но вас, Иуды, вас, предатели,
Я ненавижу больше всех.
Со страстью жду, когда изведаю
Победный час, чтоб отомстить,
Чтоб вслед за мщеньем и победою
Я мог поверженным - простить.
...Ревниво теплю безответную
Неугасимую свечу.
И эту ненависть заветную
Люблю... но мести не хочу.
Пусть к черной двери искупления
Слепцы-предатели идут...
Что значу я? Не мне отмщение,
Не мой над ними будет суд.
Мне только волею Господнею
Дано у двери сторожить,
Чтоб им ступени в преисподнюю
Моей свечою осветить».
Ельцин дрожал, как крепостная башня под ударами тарана, однако держался мужественно.
– Мне и тебя жалко, Дьявол... Я об этом писала. Ты страдаешь, как люди, и, как многие из нас, все дальше удаляешься от Бога...
С гениальной русской поэтессой согласился гениальный немецкий поэт Генрих Гейне:
– «... В одном своем сонете я написал, как однажды, вызвав черта, узнал в нем одного своего знакомого. Еще вернее было бы сказать, что, приглядевшись к черту, мы обыкновенно узнаем самих себя». И потому подчас жалеем нечистую силу и придаем ей некоторые черты добра.
Коллег поддержал Артуро Граф:
– «Если бы народ имел в том право голоса, то некоторые черти преотлично были бы спасены и оказались бы даже святыми». «Святой черт» - великолепно прозвал бывший инок Илиодор своего сотоварища - «старца» Григория Распутина. В этом случае народ близок к восточным идеям. Возвращение демонов в ангельский вид пророчат и учение раввинов, и Коран, и отдельные христианские мистики и литераторы.
Желание возвратить себе утраченное небо и раскаяние в нелепом возмущении высказывали многие демоны, если верить фольклору и литературе. Об одном из них, весьма достойном сожаления, сообщает Цезарий. В старой английской поэме Дьявол сперва борется против Христа, пришедшего освободить души из ада, но, убедившись, что не в силах Ему противостать, молит:
– Освободи же и меня вместе с ними!
Из стремления к искуплению, естественно, родится воля к поступкам, к искуплению ведущим. Понятно, однако, что эти покаянные средства иногда приходятся чертям не по вкусу и не один бес, попробовав их, отступал, махнув на судьбу свою лапою.
Святой Ипатий уговаривал однажды какого-то черта сотворить покаяние, но тот оказался таким остервенелым, что даже не пожелал признать себя грешником. Значит, не захотел сделать даже первого шага к спасению, потому что покаяние начинается с сознанием греха. В одном итальянском апокрифе о состязании между Христом и Сатаною последний упрекает Искупителя, что Он возлюбил род Адамов более, чем его, Люцифера, создание чина ангельского: