Ельцын в Аду
Шрифт:
– Ты ошибаешься...
– уже неуверенно забормотали праведники.
– Почему вы столь жестоки, светочи веры? Почему вы умаляете милосердие Бога-Сына? Почему вы так желаете лишить Царствия Небесного миллиарды потерянных не до конца душ?!
– Ты рая достоин?! Так ты считаешь?
– Это на Страшном суде выяснится... Можно сказать, я поставил над собой эксперимент, а Иисуса — перед дилеммой: можно ли осуждать на вечное пребывание в пекле всего-навсего за мысли и слова?
– Тебя, чадо, грызет червь самого страшного смертного греха — гордыни!
– определил райский ключарь.
– Но я же сумасшедший! Можно ли одержимого манией величия судить за то, что он считает себя Наполеоном? А я ведь в философии и литературе — самый настоящий Бонапарт, этого никто не станет отрицать!
– Тяжелый случай!
– вздохнул евангелист Иоанн.
– Жалко-то как! Гений, а такая пропасть между бытом и творчеством. Труднейшая задача встанет перед Господом в день Светопреставления...
– А насчет меня чего Он решит?
– робко (непривычно для себя) вопросил Люцифер.
– Я ведь теперь почти что не при делах, сижу тут в подземном своем царстве потихоньку, грешников наказываю. Сама Церковь, которая во время оно карала людей за вымышленную связь со мной кострами, теперь молчит о них и старается забвением замять свое кровавое прошлое. Более того: она избегает много говорить и о самой нечистой силе. Еще сравнительно недавно святоши усердно напирали на то, чтобы держать память «человеческую под гипнозом имени, образа, могущества и ухищрений Сатаны». Сравните современную проповедь с проповедью 300 лет тому назад. В последней чуть не через слово — Дьявол и геенна огненная. В нынешней мельком скользнет мое имя. Сравните современную церковную архитектуру со средневековой. В старых храмах черт - столько же необходимая фигура, как святые, да и больше многих праведников в живописи, скульптуре, в резьбе глядит он с фресок, капителей, орнаментов, скамей, цветных окон, барельефов. В церкви нынешней мое изображение — величайшая редкость.
Никто уже, путешествуя мрачными лесами, пустынными горами, бездонными озерами или пучинами морскими, не боится вдруг попасть в предательские и убийственные лапы демонов. Если теперь безвестно пропадает закоснелый грешник, никто не предположит, что бес уволок его за волосы в ад, но полиция открывает следствие, печатаются объявления в твердой уверенности, что пропавший должен найтись живым или мертвым не на том, а на этом свете. Администрации не верят больше в людей, задушенных мною в постели; женщины не боятся, что черт навяжется им в любовники и сделает их матерями, либо выкрадет их ребенка, либо напросится в кумовья, чтобы потом потребовать к себе крестника. Больные (не все, но большинство) не воображают себя заколдованными и идут лечиться не к заклинателю, а к врачу. Умирающий не видит больше у одра (правильно это чертово слово произнес!) своего черных бесов, которые, щелкая острыми зубами, таращат глаза и тянут когтистые лапы в готовности схватить грешную душу. Наилучшее доказательство того, насколько пала боязнь Дьявола, - совершенное уменьшение так называемой демонопатии. Психоз этот стал клиническою редкостью, тогда как три века тому назад в бесноватость переходило почти каждое нервное заболевание и, в особенности, истерия.
Было бы ошибочно думать, что я почти погиб под рукою торжествующей цивилизации только потому, что она сознает во мне врага. Нет, я — просто жертва своей ненужности, жертва осознания, что Сатана отслужил свою службу.
И вообще я не такой уж плохой, каким меня рисуют! Кроме своих природных детей мои слуги любили брать приемышей. Доставались им дети либо через похищение, либо через проклятие или неосторожное обещание родителей, либо чрез неправильность в обряде крещения. Примеры Соломонии Бесноватой и Ельцина наглядно показали, что достаточно крестящему попу быть в пьяном виде, чтобы отдать ребенка во власть «чернородных демонов».
Английский летописец из Ховдена (около 1200) рассказывает, что одна девушка, забеременев, ушла из дому, чтобы скрыть приближающиеся роды. В открытом поле в час ужасной грозы схватили ее муки. Устав напрасно призывать помощь Божию, взмолилась она к Сатане. Я тотчас же появился в виде молодого человека и сказал ей: «Следуй за мною». Привел ее в овчарню, сделал из соломы постель, развел хороший огонь и ушел за едою. Шли мимо два человека, заметили огонь, вошли в овчарню, распросили лежащую родильницу и, ужаснувшись дьявольского коварства, побежали в ближайшую деревню за священником. Тем временем я возвратился с съестными припасами и водою, подкормил родильницу и, когда настал ее час, принял у нее младенца, как искуснейший акушер. А тут как раз подоспел священник с толпою прихожан и начал заклинания, которых я, конечно, не выдержал и бежал, умчав и новорожденного на руках своих. Добрая мать, мало о том заботясь, возблагодарила Создателя за избавление от лукавого и с миром возвратилась в дом свой.
– Нельзя не сознаться, что в удивительном этом происшествии Дьявол едва ли не единственное действующее лицо, которое вело себя, как прилично порядочному человеку, - прокомментировал Ницше, за что объект похвалы одарил его благодарным взглядом.
– В другой истории я в высшей степени заботливо воспитывал похищенного мною ребенка и путешествовал с ним по свету. Но в пятнадцать лет юноши святой Иаков отнял его у меня и возвратил родителям.
Люцифер вдруг на мгновение принял свой первичный облик — светоносного херувима — и обратился к сонму святых:
– Ответьте, почему Создатель обрек меня на участь стать Его врагом и делать пакости людишкам?!
Хор небожителей ответствовал:
– Господь вем! Неисповедимы пути Его!
Своими мыслями опять поделился Гейне:
– Лукавый, не теряй надежды на снисхождение! Я на смертном одре богохульно пошутил. Присутствовавший священник выразил надежду, что Бог простит меня. Я ответил: «Конечно, простит, ведь это — Его ремесло».
– Ладно, пошутили — и хватит! — сказал с грузинским акцентом Сатана, приняв облик Брежнева, потом содрал с себя брови, прилепил их на место усов — и превратился в Сталина.
– Борис, решай, наконец, пойдешь ли испытывать судьбу к Пантократору или останешься у меня. Вариантов трудоустройства у тебя несколько. Вот только Ленька Бровастый тебя к себе взять отказался: у него в зоне забастовка началась, когда узнали о возможности твоего пребывания там...
– Мне при застое так хорошо было! Чем я этим душам не пришелся?
– Заявили, что всем скопом на землю убегут: лучше быть привидениями, барабашками и полтергейстами, чем с тобой в одной зоне чалиться!
– Слышь, Сатана, если меня в моей новоформирующейся зоне оставишь, я там такое устрою! «Отрицаловку» создам — и разрушу все к твоей матери, как СССР разрушил! Ты ведь со мной ничего сделать не сможешь - я и так мучиться буду! А Россию адскую я перекрашу: сейчас она красная, станет черная. В первой, напомню, управляют администрация и актив, во второй — пахан и блаткомитет! Все там раздолбаю почище, чем в Советском Союзе!
– Да что ж за души эти русские!
– непритворно огорчился Люцифер.
– Ленин собирается меня свергнуть, Сталин к себе в замы зовет, Ельцин грозит мою державу подорвать. Нет, чтобы, как Гитлер и Мао, сидеть спокойно и подданных мучить! Борис, ну почему у тебя на первом месте только разрушение, а не созидание?!
– «На первом месте у меня всегда была...
– Ельцин надолго замолчал, вспоминая супругу.
– Работа. А жена на втором. Последние 50 лет я ошибался насчет этого и понял это, только когда ушел с президентского поста. Я был неправ, потому что может ведь и жена, и работа быть на первом месте. Присуждают же в спорте два первых места». Но отныне на первом месте будет борьба с твоим дьявольским режимом!
– Выслуживаешься перед Небом?! Не сможешь ты в пекле добрые дела творить!
К сонму святых присоединился Ориген:
– Ошибаешься, лукавый! По моему скромному разумению, в христовой притче о бедняке Лазаре и богаче последний, находясь в аду, все же сострадает своим братьям, заботится о них. Значит, в инферно все же бывают добрые мысли, а потому можно надеяться на освобождение добра от зла и на посмертное раскаяние. Меня позднее обвинили в том, будто я утверждал, что спастись может и Дьявол. Такая мысль была вписана в мое письмо врагами, что подтвердило специальное церковное расследование. Но все же вдруг это возможно?