Елена Троянская
Шрифт:
Я не вставала, тогда она тоже села рядом, прикрыв глаза.
— Я узнала — мы все в Спарте уже знаем, — что Елена вернулась.
— Да, после долгих скитаний, — кивнула я, решив, что это горожанка.
— Если точно, прошло двадцать семь лет… — Она не договорила.
Было что-то в ее голосе, наклоне головы… Я посмотрела ей в глаза и встретила ответный взгляд карих глаз.
— Для нас в Трое время шло иначе. По-моему, не без вмешательства богов. Но я не спорю с тобой: если ты говоришь
— Это значит, что твоей дочери сейчас тридцать шесть лет. Твоей дочери Гермионе, которую ты бросила. Ты когда-нибудь вспоминала о ней?
Эта горожанка удивительно дерзкая, раз отваживается допрашивать меня, как бы то ни было — царицу Спарты.
— Каждый день, — послушно ответила я. — Она была со мной в Трое. Ходила со мной по городским улицам. Грелась у камина во дворце Приама. Взбиралась на гору Ида.
— Ничего подобного! — вырвалось у нее.
Гермиона? Неужели Гермиона?
— Ты?! Ты…
— Я — твоя брошенная дочь! — Она вскочила, чтобы лучше видеть меня. — Ты всех нас бросила, и меня тоже. Ты бросила меня, как надоевшую игрушку. Да, я Гермиона! Будем знакомы, матушка!
— Дочь, родная моя.
Я тоже поднялась на ноги, но не так быстро, как она.
— Ты называешь меня «дочь»? Я стыжусь того, что я твоя дочь! Дочь Елены Троянской! Какое звание может быть позорнее?
Я смотрела на нее и не узнавала. Ничего не осталось от прежней девочки. Темно-каштановые волосы, карие глаза, лицо миловидное, но из-за него никто не стал бы воевать. Из-под платья видны широкие ступни ног в крепких сандалиях.
— Мой позор — не твой позор, — сказала я.
— Я часто прихожу на это место. Пытаюсь понять, что тут началось и как.
— Тебе не удастся. Холм — всего лишь холм, трава — лишь трава. Тебе нужно было бы услышать слова отца, увидеть лица мужчин, которые тут собрались.
Я протянула руку — мне хотелось обнять ее, хотя бы коснуться, — но она отстранилась.
— Как ты могла бросить меня? — спросила она. — Разве мать может бросить свое дитя? И убежать с мальчишкой, ведь он был немногим старше меня.
— Я не хотела тебя оставлять. Я хотела взять тебя с собой. Но ты отказалась. Ты решила остаться с черепахами.
— Мне было всего девять лет! Я даже не понимала, о чем ты говоришь.
— Да, Парис тоже так считал.
Я сделала шаг к ней, но она снова отодвинулась.
— Парис! Не произноси при мне это имя! Имя человека, который украл у меня мать, лишил бабушки, а потом и отца отнял на много лет.
Когда-то он ей нравился. Но сейчас он означал для нее только список ее потерь.
— Парис…
— Я не хочу слышать это имя! — оборвала она меня и отвернулась, чтобы уйти.
— Подожди! — побежала я следом. — Пожалуйста, не уходи.
Она резко обернулась, подхватив свое платье.
— Сколько раз я повторяла эти слова: «Не уходи! Не уходи!» Я умоляла тебя, но ты не слышала. Ты была слишком далеко.
— А бабушка… расскажи про нее.
— Это я нашла ее! Да, я!
— Нет! — Я пошатнулась от ужаса. Такой картины я не рисовала в своем воображении. Я надеялась, что это был кто-то из слуг. Или охранник. В конце концов, отец. Но не Гермиона же!
— А что тебя так пугает? Ах, тебе это в голову не приходило? Я пришла к ней в комнату — она любила завтракать со мной, если ты помнишь. А куда я еще могла пойти после того, как ты сбежала? Я пришла рано-рано и нашла ее там. Она повесилась еще вечером, поэтому, как мне объяснили, так посинела. Я взяла эти проклятые лебединые перья и сожгла их в жаровне. Будь моя воля, я и тебя бы сожгла!
Я должна обнять ее, хоть она меня и отталкивает. Я обвила ее руками и заплакала. Гермиона перестала сопротивляться, стояла неподвижно.
— И правильно бы сделала, — пробормотала я. — А этот лебедь… Пусть он оставит нас в покое. Давай сходим на могилу бабушки.
Усыпальницу устроили в пещере естественного происхождения на склоне холма недалеко от дворца — ее только немного расширили. Там покоился прах матушки, Кастора, Полидевка и было оставлено место для отца.
— Я прихожу сюда каждый день, — сказала Гермиона. — А двоюродная сестра Электра ходит на могилу своего отца. Она поклялась отомстить за него.
Малышка Электра. Теперь она тоже взрослая женщина. Неужели кто-то может оплакивать Агамемнона, тем более — сестра убитой им Ифигении?
— Я не думаю, что за его смерть нужно мстить, — неуверенно сказала я: мне не хотелось оттолкнуть от себя Гермиону.
— Но ее мать завела любовника! — возмущенно ответила она. — Похоже, это у вас семейное.
— Да, таково проклятие Афродиты!
Я не удержалась от улыбки, но не стала рассказывать о нем: я сыта по горло проклятиями, предзнаменованиями, предсказаниями оракулов. Все, что меня волнует сейчас, — это моя дочь.
— Вот бабушкина могила.
Гермиона указала на большую гробницу из серого камня, вмурованную в землю.
— Матушка, это я, Елена, — упала я на холодный камень и прижалась к нему губами. — Твоя Елена.
Мне не надо было рассказывать ей о том, что случилось со мной после нашей разлуки, о том, что я пережила, о гибели Трои. Мертвые не требуют от нас полного отчета, их не интересуют подробности.
— А это твои братья, — указала Гермиона на две другие гробницы.