Елена
Шрифт:
Вечером г-жа де Пере, отведя Густава в сторону, сказала ему:
— Постарайтесь, чтобы Эдмон не ходил завтра к Дево.
VI
Густав провел целый вечер у г-жи де Пере. Она хотела остаться с ним наедине и для этой цели удалила сына, попросив его найти ей какую-то книгу.
— Эдмон все рассказал вам? — спросил Густав мать своего друга.
— Все.
— И сказал, что завтра пойдет к г-ну Дево?
— Да, и мне бы хотелось это отклонить.
— Я бы тоже
— Как вы добры, Густав, — сказала молодая мать, протянув руку Домону, — и как счастлива я, что у моего сына есть такой друг. Вы понимаете, как это свидание с новым доктором меня беспокоит. Вы знаете, что его отец страдал грудью; так и умер. Говорят, это болезнь наследственная, и я всегда опасалась за Эдмона. Как я его воспитывала, какой присмотр за ним был всегда — вам все известно. Я скрывала всегда от Эдмона настоящую причину смерти отца его — он так впечатлителен…
Вдруг этот доктор найдет в нем признаки этой болезни! По лекарствам Эдмон догадается, отчего у него так часто бывает кашель, одышка, поймет настоящую причину своей слабости, неожиданных припадков грусти… Это были ведь первые симптомы болезни, уложившей моего мужа в могилу. Я не успела еще совершенно от них избавить Эдмона… Ну, как он все узнает? Вот чего я страшусь, Густав.
— Но ведь ваш доктор говорит, что бояться нечего?
— Он только раз сказал мне, — Эдмону еще не было шести лет: «Берегитесь за грудь этого ребенка». Разумеется, это предостережение страшно меня поразило; он заметил и после того — ни слова.
— Стало быть, исчезла всякая опасность. Вы за Эдмоном так ухаживаете, что если бы и таилось в нем начало этой болезни — его давно уже нет. Я три года был с ним в коллегии, постоянно следил за ним; вот уже пять лет по выпуске вижусь с ним почти каждый день и не замечал во все это время ни одного из симптомов, которых вы боитесь.
— Да, но вы сами сказали, что по одним причинам со мною не хотели бы, чтоб он виделся с г-ном Дево.
— Не хотел бы, потому что знаю ваши опасения, хотя и не вполне разделяю их; знаю, что Эдмон слабого здоровья, и не хотел бы, чтоб ему сообщил это чужой. Я совсем не знаю этого Дево; что у него хорошенькая дочка, это не мешает ему желать прибавить себе практики; он, пожалуй, не приготовив Эдмона, скажет ему: «Вы опасно больны», — может быть, даже солжет. Эдмон так всем поражается, так все легко принимает, что, совершенно здоровый, от слов «Вы больны» может захворать в самом деле. Мысль у меня одна с вами, но я опять-таки не разделяю ваших опасений.
— Вы меня хотите разуверить, Густав; я это вижу и очень вам благодарна: но вы сами боитесь за него — я знаю. Вы следите за ним, как отец. Мать, разумеется, не может везде сопровождать взрослого сына: там, где кончается мое влияние, начинается ваше. Вам я обязана тем, что у Эдмона нет пороков, нет даже привычек, вообще свойственных молодежи: он не играет, не курит, не пьет, не предается
— Знаете ли, каким магическим словом удерживаю я Эдмона от всего, что ему вредно?
— Нет.
— Мне стоит только сказать ему: «Эдмон, это огорчит твою мать».
— Он так меня любит?
— Он обожает вас.
— Доброе дитя! — сказала г-жа де Пере. — А как я его люблю! У него еще могут быть развлечения, а у меня, кроме него, ничего нет. Я не живу без него: двадцать лет вся моя жизнь посвящена ему исключительно. Посудите же, Густав, как должна быть мучительна для меня мысль, что он заражен тою же болезнью, которая раньше тридцати лет свела в могилу отца его?
— Чтобы убедить вас, что все ваши опасения напрасны, позвольте мне дать вам совет.
— Добрый Густав, убедите меня.
— Вы никогда не советовались с вашим доктором об Эдмоне?
— Никогда.
— Так пусть он пойдет завтра к Дево; вечером я пойду к нему сам и узнаю истину.
— А если он скажет, что положение Эдмона, точно, опасно? Нет! Лучше уж сомневаться! Открытие это убьет меня. Я так боюсь за справедливость своих подозрений, что если бы завтра же Эдмон захворал, я бы не решилась послать за доктором. Они так хладнокровны, так привыкли к страданиям.
— В таком случае, я употреблю все меры, чтобы Эдмон не ходил к Дево.
— Благодарю вас.
— Не говорю наверное, но, кажется, он твердо решился продолжать начатую интригу.
— Все-таки попробуйте.
Через несколько минут после этого разговора Эдмон вошел с книгою, которую спрашивала мать.
Веселое и довольное лицо его, казалось, противоречило высказанным матерью опасениям, если не разрушало их вполне.
— Ты, верно, скоро шел? — сказала г-жа де Пере.
— Да, почти бежал.
— И не чувствуешь одышки?
— Нисколько.
— Стало быть, это тебе ничего… скоро ходить…
— Разумеется, ничего. Вот книга.
— Хорошо, друг мой. Спасибо.
Поцеловав сына в лоб, г-жа де Пере взяла его руки.
— Твои руки горят, — сказала она.
— У меня всегда теплые руки.
— Ты здоров ли?
— Как не надобно лучше. Ты знаешь, что я никогда не хвораю.
Нет надобности объяснять, почему после разговора с Густавом г-жа де Пере так заботливо допрашивала сына.
«В самом деле, я мнительна», — думала она, не спуская с Эдмона глаз, внимательно наблюдая за его взглядом, цветом лица и дыханием.
Эдмон был несколько бледен, но весел и спокоен.
Густав значительно и с некоторым торжеством взглянул на г-жу де Пере.
В ответ на его взгляд она тихо улыбнулась. В этой улыбке можно было прочесть:
«Вы правы. Опасаться, по-видимому, нечего».
Собираясь уходить, около одиннадцати часов Густав сказал Эдмону:
— Мне бы нужно поговорить с тобой.